Досье Дракулы - Джеймс Риз

Пристроившись поближе, леди Уайльд взяла меня под руку.

— Почему, о почему, муж мой, — произнесла она со вздохом, — тебе не могла даровать почести страна, где люди более привычны поддерживать беседу? Например, Франция. Или Италия. Итальянцы — дивный, симпатичный народ.

— Я должен хорошенько рассмотреть эту возможность, дорогая, — отозвался, подмигнув, сэр Уильям.

Стандартная линия поведения окулиста.

Потом Уайльды включились в привычную игру, ибо леди, быстро уловив суть происходящего в библиотеке, кивнула в сторону саркофага и тоном, выдававшим лишь намек на иронию, произнесла:

— Вижу, мистер Стокер, мой муж познакомил вас со старшим из наших троих сыновей. Он не самый занятный из них, но, безусловно, самый воспитанный.

— Да, мадам, познакомил. Весьма необычное знакомство.

— В следующие визиты, — величественно изрекла Сперанца, — вы непременно заметите, мистер Стокер, что для всего обычного двери нашего дома закрыты.

Так оно и вышло. Верным оказалось и то, что вслед за тем первым визитом последовало множество других. В те годы, последние в жизни сэра Уильяма, я часто обедал с Уайльдами и видел за их столом самое блестящее и заслуживающее внимания общество, которое мог предложить Дублин. Нередко мне случалось наведываться в дом № 1 из квартиры на Харкурт-стрит, которую я делил с моим братом Торнли.[54]Я частенько заходил туда без предварительного уведомления, а тогда, когда мы в полумраке склонились над мумией, сэр Уильям сказал, что я могу пользоваться его библиотекой как своей собственной.

— При одном условии.

— Каком, сэр?

Конечно, я бы согласился на любые условия: ведь я уже присмотрел для себя первые книги, которые возьму почитать: «Суеверия»,[55]сочинение самого сэра Уильяма, и сборник стихов, принадлежащий перу его супруги.

— Что из того, что вы носите при себе, представляет для вас наибольшую ценность? — осведомился сэр Уильям.

— Ну, пожалуй, это, — ответил я, показав карманные часы, которые мой отец получил в подарок при выходе на пенсию.

Они перешли ко мне после его недавней кончины и служили мне больше чем хронометром — предметным уроком того, как не следует жить. Однако я очень любил отца, и мне претила мысль о расставании с его часами, которые я держал сейчас за цепочку, как делают адепты месмеризма, погружая человека в транс.

— Положите их на стол, вот сюда, — сказал сэр Уильям через плечо, ибо, взобравшись на стремянку, пытался вытащить далеко задвинутый на полке том Геродота. — Там маленькая шкатулка. Видите?

Я видел. Она была из чеканного золота с филигранью.

— Ключ от этой шкатулки я держу в этой книге. Если, сэр, я найду ваши часы в шкатулке, то буду знать, что одна или более из моих книг покинула эту комнату с вами, а значит, находится в надежных, заботливых руках. Мне не нужны никакие другие заверения, и я не стану выдвигать никаких других условий.

Тут леди Уайльд, все это время молчавшая с серьезным видом, многозначительно прокашлялась.

— О да, да, — продолжил сэр Уильям, поняв намек. — И если, мистер Стокер, вы войдете в эту комнату и найдете меня за работой, склонившимся над книгой или чистым листом, с пером наготове, прошу вас, пожалуйста, не заговаривайте со мной, пока я сам не заговорю. Хотя в последнее время поезд моих мыслей бойко катится по своей колее, сход его с рельсов я переношу не слишком хорошо, нет, совсем нехорошо.

— Ни слова более, — сказала Сперанца, поднеся к губам указательный палец, и, кивнув в сторону мумии, добавила: — И молчок сами знаете о ком.

— Ни слова, — сказал я, тем самым как бы скрепив печатью клятву, благодаря которой получил доступ к самой лучшей частной библиотеке в городе, но зато оказался в положении человека, никогда не знающего точного времени, потому что мои часы все время находились в той шкатулке.

Не будет преувеличением сказать, что я прочитал или, по крайней мере, просмотрел каждый том, имевшийся у Уильяма Уайльда. (Я не говорю о библиотеке его жены Сперанцы, находившейся наверху и закрытой для всех и каждого, включая ее любимых избалованных сыновей.)

И вот, некоторое время спустя, сидя в кресле сэра Уильяма и размышляя, какие из его книг взять с собой на Харкурт-стрит, я в первый раз увидел — и тут, Кейн, я подхожу к моменту, который собираюсь развить, — Женщину в Черном.[56]

Оторвавшись от письменного стола в замке[57]и променяв получасовой обед на поход в библиотеку Уайльдов, я прибыл в дом № 1 в полдень. Помню, я торопился за очередными томами Еврипида и Шекспира. Я не ожидал увидеть Сперанцу, потому что она редко одевалась и спускалась до второй половины дня — терпеть не могла дневного света. Но в ту пору сумрак иного рода уже опустился над домом № 1, ибо сэр Уильям уже несколько недель был прикован к постели, и недавно мы получили неутешительный прогноз. Конец его был близок.

Я вошел и увидел слуг со слезами на глазах. Оскар был дома, а Уилли, о котором Оскар сказал, что он «на празднике бутылки», должен был вот-вот прийти. И когда я стоял в прихожей, разговаривая с Оскаром, и вполне невинно расспрашивал его о Флоренс, с которой он познакомил меня несколько недель тому назад, я, вернее, мы услышали, как открылась входная дверь. Безусловно, и Оскар, и слуги, несмотря на все свидетельства противоположного, видели и слышали то же, что и я, — женщину, одетую во все черное, с лицом, закрытым плотной вуалью, которая молча вошла в дом, беспрепятственно проследовала через прихожую и поднялась по лестнице. Однако никто не обратил на нее внимания. Невероятно! Был ли то призрак? Неужели эту женщину не увидел никто, кроме меня? Как иначе объяснить всю эту нелепицу?