След погасшей звезды - Марина Серова

Ливень стих. Глянцевые лужи задрожали под ударами моих каблуков. Надень я сегодня одни из горячо любимых текстильных балеток – давно промочила бы ноги. Я села за руль и направила свой бюджетный седан в сторону больницы, где ждал чуда Влад Яковлев. Движение в городе было затруднено. На мосту произошла авария, перекрывшая две полосы. Впереди белела карета «Скорой помощи», мигали сигнальные огни ГИБДД.

Я думала о том, как тяжело работать над делом без доверия со стороны клиента. Влад пытался ограничить круг поисков. Требование исключить из числа подозреваемых многочисленных любовниц и их мужей звучало благородно, но глупо. Любимцы женщин часто становятся жертвами чужой ревности. Выиграть в конкурентной борьбе за самку у такого мужчины, как Влад, было нелегко – сложнее, чем устранить его с арены.

Между тем десять миллионов долларов, где бы они ни были в данный момент, представляли собой серьезный мотив. Множество людей были убиты за меньшее. Влад оказал бы помощь самому себе, рассказав мне об этом вложении при первом посещении больницы. Для человека, у которого не было врагов, Яковлев хранил слишком много тайн.

Я припарковалась на стоянке возле больницы и направилась ко входу. Машина жены моего клиента стояла неподалеку. Впереди меня ожидала очередная неприятная встреча.

Быть женщиной прекрасно. Проводить ладонью по коже и чувствовать нежность и мягкость, наслаждаться собственной чувственностью, ощущать, как легкая ткань летнего платья скользит по ногам, открывая колени. И все это ничего не стоило бы, не будь на планете мужчин. Особенно приятно быть прекрасным полом в компании пола сильного. Кокетничать, капризничать, обольщать и обольщаться. Но когда речь заходит о работе частного сыщика, открывается оборотная сторона медали: приходится добиваться того, чтобы тебя воспринимали всерьез.

За годы работы в сфере деятельности, по всеобщему признанию – мужской, я привыкла не делать драмы из неловких ситуаций. Яковлев и его жена как будто задались целью это изменить.

Благоухающая цветами палата Влада оказалась пуста.

– Переведен в реанимацию, – бросила через плечо медсестра.

– Как?

– Обыкновенно, – фыркнула та, удаляясь по коридору со стопкой постельного белья в руках.

Аркадия Степановича Ряжского, врача Влада, в кабинете не оказалось. Персонал не видел его на этаже за последние несколько часов, а внутренний селектор больницы был неисправен. Оставалось искать доктора самостоятельно, и я отправилась в отделение реанимации в надежде встретить его там. Пропустив два переполненных лифта, я решила воспользоваться лестницей.

На вопросы о состоянии пациента персонал отделения реанимации отвечать отказался. Такие данные доступны только родственникам.

– Ходят тут табунами, – проворчала зрелая женщина необъятных размеров, бросая неодобрительный взгляд на вырез моего платья. – Посещения запрещены!

Двери отделения реанимации, за которые меня не впускали ни под каким видом, раскрылись, и из них вышла Наталья Яковлева в компании Аркадия Степановича. Жена Влада плакала, врач ее утешал. Медленно повернувшись спиной к этим двоим, я попыталась услышать их разговор, но они беседовали слишком тихо. Осторожно повернув голову так, чтобы супруга моего клиента и его врач снова оказались в поле зрения, стараясь не привлекать внимание, я терпеливо ждала, пока Ряжский останется один.

Наконец Наталья тепло коснулась его плеча, грустно улыбнулась и удалилась в сторону выхода. Аркадий Степанович, казалось, тут же забыл о ней, погруженный в собственные заботы. Засунув руки в карманы и ссутулившись, он направился к лифту. Я хотела окликнуть врача, но не была уверена, что Наталья отошла достаточно далеко, чтобы не услышать мой голос. Ряжский не смотрел по сторонам, поэтому я устремилась за ним настолько быстро, насколько это было возможно в туфлях на каблуках. Уж лучше бы это были мокрые текстильные балетки!

Ряжский остановился и обернулся на стук моих каблуков. Врач узнал меня не сразу. Наверное, мой сегодняшний наряд сбивал с толку.

– Аркадий Степанович, здравствуйте, – начала я.

– Да, здравствуйте…

– Татьяна, – напомнила я, – меня зовут Татьяна Иванова, и я – частный детектив.

– Вас нанял Влад, я помню, – закивал Ряжский.

– Мне сказали, что его перевели в реанимацию.

– Все верно.

– Могу я с ним увидеться?

– Правила это запрещают, – ответил Ряжский, но, заметив скептическое выражение моего лица, продолжил: – Теоретически можете, но зачем это вам? Пациент без сознания.

– Вы!

Я вздрогнула от неожиданности, Аркадий Степанович выглядел озадаченным. Обернувшись, я увидела Наталью Яковлеву с лицом, перекошенным от ярости.

– Да как вы смеете сюда приходить, стервятница!

Надо отдать Наталье должное: даже в этом состоянии ее речь выдерживала самую строгую цензуру.

– Наташа, в самом деле… – начал было Ряжский, но его проигнорировали.

Яковлева остановилась в двух шагах. У нее в руке я слишком поздно заметила пластиковый стаканчик с чаем. Одно движение, и содержимое выплеснулось мне на подол. Ряжский ахнул. Это семейство поставило себе цель перепортить все мои платья.

– Это уже слишком, – произнесла я твердо, стряхивая ладонями горячую жидкость.

– Купите себе новое, – парировала Яковлева, – с гонорара. На распродаже.

– Вы обожглись? – вежливо поинтересовался Ряжский, протягивая мне платок. Этот жест вызвал новый приступ агрессии у Натальи.

– Чтобы больше ноги этой женщины не было в больнице, – отчеканила она.

– Вы забываетесь, – как можно тише ответил Аркадий Степанович, приближаясь к Яковлевой. – Наташа, постарайтесь успокоиться, люди смотрят.

А люди действительно смотрели – и с большим интересом. Пациенты, медсестры, уборщица, забыв о швабре, ловила каждое слово разгорающегося конфликта. Яковлева была не в том состоянии, чтобы замечать это.

– Аркадий Степанович, – произнесла она леденящим душу голосом, – если эту женщину пустят в палату моего мужа, я не остановлюсь, пока на улице не окажутся все сотрудники больницы, которые это допустили. Я выразилась ясно?

– Наташа…

– Я выразилась ясно?! – повысила голос Яковлева.

– Я вас понял, – спокойно ответил Ряжский.

– Отлично, – кивнула Яковлева, затем развернулась и ушла.

Аркадий Степанович нахмурил брови и продолжил свой путь к лифту. Он изо всех сил старался сохранить невозмутимое выражение лица, но ситуация была слишком унизительной, и на шее врача проявлялись алые пятна. Ряжского предавало собственное тело. Я проследовала за ним.

– Аркадий Степанович, – обратилась я, протягивая платок, – спасибо большое.

– Пустяки, – отмахнулся врач, – оставьте себе.