Пока она не передумала - Элли Блейк

— Ты новый человек в нашем доме, но мое сердце лежит к тебе. Наверно, ты сочтешь это обычным материнским эгоизмом. Я не стану возражать. Дороже Митча у меня никого нет. Но ведь именно безграничная любовь к сыну позволила мне почувствовать, что не так, как обычно, походя, невнятно, а по-особенному он сообщил нам с отцом о новой сотруднице «Ганновер-Хауса». Ты можешь сейчас еще не осознавать этого, он тоже может не догадываться, но я чувствую, что у всех нас появился шанс, или я просто спятившая в своем горе старуха... Прости мне мою сентиментальность, дорогая. Ты — человек другого поколения. Считается, что семейные ценности себя уже изжили...

— Нет, я вас прекрасно понимаю, Мириам, — поспешила заверить ее девушка. — Я убеждена: каждый должен иметь возможность выразить то, что у него наболело. Иначе и терпеть-то невмоготу, не то что полноценно жить... Вы хотели знать о моем впечатлении от Митча? — повернула Вероника разговор вспять и протяжным вздохом отделила сострадание от чувства. — Он красивый, умный, в хорошем смысле непредсказуемый, насколько я могу судить, честный и трудолюбивый человек. Он эмоциональный, порой необъективный, предпочитает быть деликатным, а когда этого требуют обстоятельства, то и беспощадно хлестким, что очень бодрит и производит нужное действие на собеседника. Это я успела постигнуть на собственном опыте. Но я убеждена, что Митч джентльмен, — заключила влюбленная девушка.

— Не так-то плохо ты знаешь моего сына, — признательно заметила Мириам Ганновер. — По-твоему, он не пропащий?

— Всем нужен разный срок. Кто-то превозмогает боль стремительно, другому необходимы годы и годы...

— Вероника, обещай бывать у нас чаще, — требовательно проговорила Мириам, взяв Веронику за руку.

— Если таково ваше желание, я постараюсь, — кивнула та.

Со странным чувством Вероника покинула стены гостеприимного особняка Ганноверов. Воздух снаружи холодил кожу, пробираясь под одежду. Светлая грусть навевала неторопливые мысли. Да ей и некуда было спешить. Пустая квартира в гавани вряд ли когда-нибудь станет для нее домом. Настоящим домом, каким был дом Ганноверов.

Вероника оглянулась на особняк и приостановилась. Сердце защемило. Теннисный корт в парадном контуре лампионов, бассейн, формой своей напоминающий лагуну, покровительственный круг пальм...

— Никогда не думала, что застану себя в месте, подобном этому, — пояснила Митчу свою неожиданную задержку Вероника. — Чувствую себя наново подстриженным престарелым пуделем.

— Прошу прощения? — настороженно проговорил спутник.

Вероника рассмеялась собственному замечанию, но промолчала.

— В каком это смысле? — настаивал Митч, требуя растолковать последнюю фразу.

— В том смысле, что шансов никаких, а надежд хоть отбавляй.

Митч удивился такому объяснению.

Вероника озорно улыбнулась ему и, свернув на узкую тропку, устремилась к бассейну, в котором покачивалась вода, отражая светящиеся прямоугольники окон.

У бортика бассейна девушка присела и окунула в воду кончики пальцев. Удивленно посмотрела на Митча.

— Вода подогревается, — пояснил он.

— Понятно.

— Только не говори опять, что замерзла.

— Не замерзла, но... свежо, — ответила Вероника.

— Так это очень хорошо, — заключил Митч, присев возле нее. Он зажал в своей руке ее намоченные в воде бассейна пальцы и спросил: — Кажется, ты поменяла свое отношение ко мне? Чем обязан?

— Когда в Сиднее я работала в магазине комиксов... — начала Вероника.

— В твоей биографии было и такое? — удивленно вскинул брови Митч.

Вероника кивнула и продолжила:

— Так вот, в то время у меня появилось два поклонника. Одного звали Лари, другого — Ангус. Они преследовали меня, как фанаты, но все наши разговоры сводились к одному-единственному предмету: какой эпизод комиксов про Супермена производит на меня наибольшее впечатление? Когда я в Брисбене работала аукционистом подержанных автомобилей, меня окружали парни с татуировками и пирсингом. Они взапуски старались натаскать меня на знание устройства автомобиля. Так что, благодаря этим фанатикам, я" теперь знаю устройство карбюратора. Что было приятно во всех них — они оказывались настолько поглощенными своими увлечениями, что даже интересная им девушка не могла рассчитывать на значительное место в их сердце, если не разделяла их страсти, поэтому долго они меня не донимали. Исполняли свою просветительскую миссию и легко отступали. Они, настоящие романтики, искали свой идеал, девушку, которая буквально стала бы их второй половиной... В вашем мире все иначе.

— В нашем мире? — переспросил Митч.

— В мире практиков, в мире успешных людей. Вы, так же как и они, тащитесь от своего предмета, но вам никто не нужен.

— Что заставляет тебя так думать? — спросил Митч.

— Когда я общаюсь с фанатиками комиксов, я чувствую их горячее желание показать этот многокрасочный мир героев, злодеев и подвигов, в котором они живут. Ни один, даже самый успешный и одержимый предприниматель не в состоянии так же заразить своих сотрудников и единомышленников иначе как посулом больших доходов. И это скучно, Митч.

— Согласен. Но может быть, это проблема темперамента? — предположил он.

— Нет, Митч, проблема в том, что свой образ жизни вы считаете единственно верным, а всех несогласных заведомо называете неудачниками, не способными адаптироваться в вашем мире. И методы достижения цели у вас соответствующие.

— Странно слышать это от человека, который во время собеседования объявил о своем желании ободрать всех постоянных клиентов «Ганновер-Хауса» как липку. В тот момент ты по-настоящему напугала меня, — улыбнулся Митч.

— Ты все еще не можешь забыть?

— Это незабываемо, дорогая, — рассмеялся он. — Что ты за штучка вообще такая, не могу понять.

— Ждешь веселый анекдот? Его не будет. Самое смешное о своей жизни я тебе уже поведала...

— Может быть, когда-нибудь потом ты расскажешь и все остальное? — предположил он, на что Вероника лишь пожала плечами и спросила:

— Ты согласен услышать об этом в далекой перспективе, лишь бы только не сейчас?

— Вовсе нет. Я готов, — твердо произнес Митч.

— Моего отца не стало, когда я училась в старших классах. Мою маму это сильно надломило. Я была поздним ребенком. Долгие годы у них была только любовь друг к другу и вера, что судьба подарит им дитя. Когда я только начала учиться в университете, выяснилось, что у мамы болезнь Альцгеймера. Я оставила учебу. Единственное место, где я могла найти работу, чтобы совмещать ее с уходом за мамой, была Австралийская ассоциация по борьбе с болезнью Альцгеймера. Собственно, оттуда мой опыт аукционных продаж, поскольку проведение благотворительных аукционов приносило значительное облегчение для тех, кого действительно заботило решение проблем ассоциации. В двадцать лет я осталась одна. Совершенно одна. Без денег, без образования, без серьезного профессионального опыта, без помощи, без поддержки. Мне ничего другого не оставалось, кроме как продолжить сотрудничество с ассоциацией. Я не стала упоминать об этом опыте на собеседовании просто потому, что это сопряжено с тяжелыми личными переживаниями. И даже уйдя с постоянного поста в ассоциации, где бы и кем бы я ни работала, в ноябре всегда еду в Сидней, где принимаю участие в организации благотворительного бала по сбору средств в пользу больных болезнью Альцгеймера, а также на финансирование научных программ для решения этой проблемы. Это мой вклад, я делала и буду продолжать делать это в память о маме... Митч, я не пытаюсь заручиться твоим сочувствием...