Заговор небес - Анна и Сергей Литвиновы

Собеседница взяла очередную паузу.

Пауза была такая – любой из мхатовских стариков позавидовал бы. Чистая радость для компании сотовой связи.

– Приезжайте, – наконец решилась трубка. И сухо продиктовала мне адрес.

– Буду ровно через час.

Ровно в то самое время, когда частный детектив Павел Синичкин встречался с сестрой покойной Насти Полевой, его клиентка Екатерина Калашникова вернулась домой, в Петровско-Разумовский переулок. Запарковала «фиатик», как научил ее частный детектив, не на стоянке, а в переулке подле дома. Подняла глаза: в их квартире светилось одно окно – на кухне. «Значит, профессор Дьячков уже вернулся, – тепло подумала она о муже. – Готовит мне ужин». Нацепила на руль антиугонную клюшку. Заперла авто центральным замком. Погладила машину по эмблеме на капоте – это был ее ежевечерний ритуал прощания с нею. «Не надругались бы над «фиатиком» дворовые мальчишки, – озабоченно подумала она. – Надо будет поглядывать».

…В очередной раз выглянув в окно, Андрей Дьячков увидел подъехавший «фиатик». «Слава богу», – выдохнул он. От сердца отлегло. Он поспешно отшатнулся от окна, чтобы жена не заметила, как он ждет ее.

Только когда Катя поднялась к себе на второй этаж, она поняла, как устала. С ума сойти, даже запыхалась! Прошла двадцать ступенек, а дышит паровозом! За ключом Катя не полезла, надавила на звонок. Пускай Андрей срочно приводит ее в чувство.

Еще с тех времен, когда у нее не было ни квартиры, ни мужа, она привыкла сама выезжать на уроки, а не приглашать учеников к себе. Катя и сейчас не изменяла существующему порядку – благо появилась машина, а с ней хоть какое-то подобие комфортного перемещения по городу. Конечно, мотаться было тяжеловато – от долгого сидения за рулем у Кати ныла спина, поврежденная еще в той, прошлой жизни. Зато она имела полное право брать со своих учеников по полной программе: включать в цену урока плату за доставку знаний на дом. К тому же оберегала свой дом от чужих. Чужих людей, чужих мыслей – чуждой ауры.

Сегодня у нее было два урока. С дочкой подружки, с которой Катя занималась по бартеру: в обмен на неограниченный кредит косметических средств (подруга работала распространителем косметики). И с новорусским сыночком Олегом.

Олег Пряденко был самым нелюбимым учеником. Гремучая смесь невежества и спеси. За невыполненные задания папаша лишал его карманных долларов – поэтому Олеженька ненавидел свою училку лютой ненавистью. В хорошие времена Катя от такого маленького монстра моментально отказалась бы – она раскусывала ленивых хамов после первого же урока. Но то было раньше. Раньше доцент Калашникова могла себе позволить заниматься только с теми, кто понимает и любит язык. Но сейчас… Сто долларов за полтора часа злого взгляда исподлобья… Можно и потерпеть. Пусть терпеть и тяжко.

Сто долларов лежали в кошельке – по соседству с дежурным стольником (рублей) для гаишников. Сто долларов… Одна сороковая часть ее долга за машину. При том условии, если ее профессор получил что-нибудь со своих учеников, и они смогут закупить недельный запас продуктов.

Катя требовательно позвонила в дверь.

– А вот и Катюша, – расплылся в улыбке Андрей, открывая.

Она вошла. Он поцеловал ее в щеку. По ее побледневшему лицу было заметно, как она устала. Андрей помог ей снять пальто. Повесил его на вешалку. Расстегнул сапожки. Подал тапочки. Это был их каждодневный ритуал.

Катя мимоходом погладила его по щеке и скрылась в спальне. Теперь, он знал, ее нельзя тревожить минут двадцать. Жена переодевается в домашнее и приходит в чувство. Так у них было заведено издавна: того, кто пришел с работы, нельзя с ходу тормошить вопросами. Вообще не надо с ним разговаривать. Нужно дать человеку время прийти в себя.

Обидно только, что в последние два года Катя почти всегда возвращалась позже Андрея. И отдыхать, и быть оберегаемой доставалось – ей, а не ему.

У Кати потеплело на сердце от ласкового мужниного: «А вот и Катюша!» Ей было приятно, когда он нагнулся и расстегнул ей сапожки. Снял пальто и аккуратно повесил его на плечики. Если Катя раздевалась сама, то небрежно вешала верхнюю одежду на крючок. Или даже просто бросала ее на кресло в кабинете.

Катя прошла в спальню. Андрей, она знала, не будет беспокоить ее минут двадцать. Даст прийти в себя. Катюша на всякий случай прикрыла дверь и, как была в костюме, повалилась на кровать. «Юбка помнется… Ну и ладно. Все равно мятая, весь день за рулем просидела…»

Настроение, испорченное ученичком Пряденко, и не думало улучшаться. Хотя обычно Кате сразу становилось легче, когда она входила в Свой Дом, чмокала профессора, укрывалась в спальне. Но сегодня все шло не по правилам.

…Вчера в нее стреляли. Сегодня с утра и до обеда они с Андреем просидели в офисе Павла Синичкина – вместо давно запланированной прогулки в Коломенское. От вопросов детектива, жестких и цепких, Катя устала, как от парочки прочитанных лекций. Но кого интересует, что она устала? Никого, кроме ее самой… Даже, наверное, Андрея не особо интересует…

Расставшись с Павлом, Катюша подбросила мужа до «Рязанского проспекта», ближайшего метро, и понеслась – дальше, быстрее. Один урок – в Бирюлеве. Второй – в Крылатском…

Она носилась весь остаток дня, весь вечер. Одна. В машине. Наедине со своими мыслями, воспоминаниями, любимой кассетой и безразличными диджеями, которые монотонно поздравляли радиослушателей с наступающим праздником, Рождеством Христовым.

Праздник действительно наступал. По магазинам, она видела, метались азартные толпы. После шести вечера на улицах показались нарядные, расслабленные парочки – у кого театр, у кого – романтический ужин в ресторане. По всем радиостанциям крутили надоедливую праздничную рекламу. Рождественские скидки на кухонную мебель – когда она в последний раз покупала мебель? Рекламировали вечеринки в ресторанах и казино. Приглашали на концерты – на Башмета Катя сходила бы, если…

«Вот тебе и «если», – перебила она сама себя. – Ты уже собиралась перед Новым годом на Спивакова. Притащилась в консерваторию, дурочка. Спросила робко: «Билетики еще остались?» Тебе сказали: «Вам повезло, остались. Сколько?» Ты радостно завопила: «Два! Нет, четыре!» А потом отходила от кассы, как оплеванная, – когда оказалось, что самый завалящий билет стоит пятьдесят долларов».

– Не раскисать! – попробовала приказать себе Катя. – Все хорошо. У меня – все хорошо.

Будет она еще расстраиваться из-за того, что народ справляет Рождество в ресторанах, а она – нет. Да они сейчас с профессором так отпразднуют – любому казино на зависть!

«Не кисни!» – внушала она себе. Но сегодня у нее ничего не выходило. Почему-то раздражало все – и то, что юбка, купленная вроде бы у Валентино, мнется через десять минут сидения за рулем. И даже спальня – когда-то любовно обставленная – раздражала. С чего ей тогда взбрело в голову вешать темно-зеленые шторы? Для пущего интима, что ли? Сейчас она заметила, что тяжелые складки пропитались вековой пылью, и вообще – в комнате мрачно, как в кабинете старопартийного босса.