Немножко иностранка - Виктория Токарева

– Фураж – это французское слово! – выкрикнул Дима. – Означает корм.

– Сухой корм, – уточнил первый секретарь.

Честь города была спасена. Активистка затараторила дальше.

– А что с этим делать? – тихо спросил Николай у Тамары.

– Давай посмотрим…

Тамара взяла коробку. Раскрыла. Это был набор оловянных солдатиков.

– Командир и девятнадцать бойцов, – прочитала Тамара.

Командир выпал из коробки на пол.

– Осторожно! – вскрикнул Николай.

– Подумаешь, бриллианты… Командир и девятнадцать бойцов. Стоит три шестьдесят.

– А где я теперь найду эту Галину Митрофанову?.. – задумался Николай.

– Выкинь, да и все. Что ты будешь с ней таскаться?

Аншлаг. Зал переполнен.

Николай у микрофона. Он поет очень красивую песню, посылает в зал свой талант, свою мощную энергетику.

Зал внемлет и заряжается, как аккумулятор. А Николай в свою очередь заряжается от зала.

За кулисами Тамара смотрит не отрываясь.

– Попридержи глаза, – советует Рая. – А то они у тебя на кофту выпадут.

Тамара не реагирует.

Люди шутят над ее чувством. Для них – это повод повеселиться. А что бы она хотела? Чтобы все зарыдали вместе с ней?

Концерт окончился. К сцене несут цветы. Николай принимает их. Кланяется, глядя в зал. Его лицо не выражает никаких эмоций. Он выложился до дна. Устал.

Оловянные солдатики выстроились в два ряда. Начинают маршировать. Перестраиваются в марши.

Николай Озерников сидит в гостиничном номере, играет в оловянных солдатиков.

За окном сумерки. Ночь. Звонит телефон. Николай не подходит. Он занят. У него девятнадцать солдат и один командир.

Телефон звонит, надрывается. Николай не реагирует.

Солдаты смыкаются плотным строем, потом делятся на квадраты.

Как это называется? Кажется, маневры.

Солдатам не страшно. Они – винтики в военной машине. А может, и страшно, ведь они люди…

Телестудия. Голос режиссера: «Внимание! Запись!»

Телеведущая:

– Николай Петрович! Расскажите, пожалуйста, о себе. Как вы начали?

– Я начал с того, что родился. Как все, в общем.

– Ну да… Кто были ваши родители?

– Отец – военный, мама – домохозяйка.

– Они тоже пели?

– Пели, когда выпьют.

– А откуда же у вас такие способности?

– Положили.

– Кто?

– Сверху. – Николай поднял палец к потолку.

– А почему положили именно вам?

– Случайность.

– Вы в это верите?

– Во что? – не понял Николай.

– В случайность.

– Ну конечно. Я сам – случайность. Мог бы не быть. А мог быть другой. Хромосомы сложились бы по-другому, и все.

– Вам нравится ваша жизнь?

– Не всегда.

– Вы хотели бы что-то изменить?

– Нет. Я не люблю менять.

– Почему?

– Я ленивый.

– Все мужчины такие, – вздохнула телеведущая. – Вы боитесь старости?

– Я о ней не думаю.

– Почему?

– Какой смысл думать о том, что от тебя не зависит? Я же не могу остановить время. Но я подозреваю, в старости ничего не изменится. Буду петь, как Шарль Азнавур. Вот он старый, сухой как деревяшка, а поет замечательно.

– Скажите, а есть поступки, за которые вам стыдно?

– Есть.

– Какие?

– Я вам после передачи расскажу. Выпьем по чашечке кофе, и я вам расскажу…

Номер гостиницы. В номере Озерников, Тамара и Рая. Телевизор включен. Все сидят и смотрят.

«Я вам после передачи расскажу…»

– Дура, – сказала Рая.

– Вовсе не дура, – возразила Тамара. – Они все вытягивают жареные подробности. Это же интересно…

«Вы родились в Москве?» – продолжает телеведущая. «Нет. Я родился в поселке. У нас был деревянный дом из круглых бревен. Я все лето ходил босиком. У нас были куры и петух, который будил меня по утрам. Я завязывал ему клюв… А сейчас я живу в Москве, на двенадцатом этаже. У нас балкон не застеклен, на балконе собираются голуби со всего юго-запада. Там у них общественная уборная, гостиница и роддом. Вьются гнезда, вылупляются птенцы. Выйти невозможно». – «Почему?» – «Отходы жизнедеятельности». – «В каком смысле?» – «В смысле птичьего помета. Утопаешь по щиколотки». – «Об этом не надо, – останавливает телеведущая. – Скажите, пожалуйста, как вы начали петь?» – «Я не начинал петь. Я пел всегда. Я не помню, когда я не пел». – «А если бы вы не были певцом, кем бы вы были?» – «Неудачником». – «А как вы относитесь к своей славе?»

Николай поднимается с кресла, переключает телевизор.

– Зачем? – вскрикивает Тамара. – Интересно же было.

На экране возникает лицо Черненко. Он что-то говорит задыхаясь.

– С ума сойти, – реагирует Рая. – И это глава государства? Кадровик! У нас в отделе кадров такой сидел.

– Может быть, он хороший человек, – заступается Тамара.

– Может, и хороший, но его стыдно капиталистам показать. Посмотри на американцев: Кеннеди, Рейган – красавцы. Фигура, костюмчик, любо-дорого смотреть… А этому жить осталось три понедельника. Неужели молодого нельзя найти?

– Молодой – опасно, – говорит Тамара. – Не знаешь, что ждать.

Озерников выключает телевизор.

– Хотите супчику? – спросила Тамара.

– Хотим, – ответила Рая.

Тамара выходит и возвращается с кастрюлькой.

– А где ты его взяла? – удивляется Николай.

– В номере сварила. На плитке.

Разливает суп по фужерам, поскольку другой посуды нет.

– Гороховый… – отмечает Николай. – Мой любимый.

– Я знаю, – говорит Тамара.

Тамара заваривает себе кофе.

– А тебе супчик? – спрашивает Рая.

– Я не хочу.

– Перестань. Тут еще на два фужера.

– Коле больше останется, – великодушно отказывается Тамара.

– Ты ангел, – вздыхает Николай.

Едят молча.

Рая смотрит на часы:

– Автобус ждет внизу. Экскурсия по городу. Говорят, здесь потрясающий монастырь…

Автобус движется по городу. Город – старый, низкий, уютный. Как будто проваливаешься в глубокое прошлое. Экскурсовод рассказывает о достопримечательностях.