Просто была зима... - Алиса Лунина

– Хмыряга, – серьезно ответил Жданов.

Татьяна попятилась к лестнице, испытывая сильное желание прекратить это общение. Но тут сосед сказал, как бы даже не девушке, а вообще – в пустоту:

– Хорошо, что кот нашелся. Только у меня пожрать для него ничего нет.

Татьяна опешила, но из вежливости уточнила:

– Совсем ничего?

Мужчина невозмутимо пожал плечами:

– Ну… только коньяк.

Татьяна укоризненно покачала головой: не слышала, чтобы котов кормили коньяком. Она ушла к себе, но через десять минут снова позвонила Жданову в дверь. На этот раз он открыл быстро, словно ждал ее под дверью. Таня вручила ему кастрюльку и пакет с продуктами:

– Вот молоко для кота, индейка под сыром, а это… вам, пирог с капустой.

Жданов, усмехнувшись, взял продукты:

– А что, все известные артистки такие добрые?

– Не знаю, – вздохнула Татьяна и пошла к себе, надеясь, что больше она этого алкаша никогда не увидит.

Подумать только – в квартире ее детства почти ничего не изменилось! Нет, конечно, мелкие изменения видны: кое-что из мебели заменили, обои другие, но в целом… Ох, в целом, – Ольга вздохнула, – люди остались в той жизни, в том веке! На подоконнике мамины фиалки, и господи, бабушкин ковер с оленем так и висит на стене. А в комнате, где Ольга жила вдвоем с бабушкой, везде ее фотографии в рамочках: маленькая Оля, Оля – школьница, Оля в белом платье на выпускном вечере. Выходит, Татьяна не стала убирать фотографии сестры; да и вещи оставила как есть: на полках Ольгины любимые игрушки, книги… «Благородно, – усмехнулась Ольга. – В этом музее памяти все осталось неизменным». А потом она отчего-то расплакалась и заворчала: «Ну вот, до слез довели своим благородством!»

Неприкаянная, она ходила по пустой квартире, словно попав на очную ставку с собственным прошлым. Потом Ольга села «под оленем» и пригорюнилась. Вот зачем она сюда приперлась? Что собиралась доказать? И кому: старшей сестре или себе? Может, она действительно хотела отмотать пленку и вернуться в тот день, чтобы понять что-то важное? «Ладно, раз уж я здесь – надо как-то обживаться, не буду же я три недели сидеть под этим древним оленем и лить слезы… Не-а – не дождетесь!» Она подошла к окну и увидела золото куполов часовни, очевидно построенной рядом с домом совсем недавно. «Что ж, поглядим, какие еще перемены произошли за время моего отсутствия!» – улыбнулась Ольга и отправилась гулять по городу своего детства.

Первым делом она пошла на «золотой свет» куполов. Часовня хоть и оказалась небольшой, зато являлась красивой и гармоничной. Оля зашла внутрь, посидела в тишине, поставила свечи. Уходя, она прочла, что часовня в память погибших моряков города Приморска была построена год назад на благотворительные средства.

Ольга прошлась по центру города, отметив, что в Приморске мало что изменилось. Удивительно, но город остался прежним, будто время здесь остановилось; ну разве что появилось несколько современных супермаркетов, а так та же тишина и сонливость провинции. Но все-таки это был не обычный провинциальный городок, а город у моря! И это, конечно, все меняло!

Море… Ольга стояла на берегу и жадно втягивала соленый, до боли знакомый запах моря (запах детства!). Штормило, волны с ревом разбивались о берег. В своей московской жизни Оля здорово скучала по морю и при любой возможности старалась выбраться к морю. Ей довелось побывать на разных морях, она, смеясь, говорила, что собрала всю коллекцию морей: Средиземное, Красное, Адриатическое, Карибское и далее по географическому атласу мира, но родное Черное осталось первой и главной любовью в ее жизни.

В детстве Оля любила прибегать на берег моря в шторм и кричать, перекрикивая рев волн. Кричала до изнеможения, до хрипоты, а потом всегда чувствовала облегчение, словно выплеснула из себя все обиды и боль. Обиды и боль… Ольга, как когда-то много лет назад, набрала в грудь побольше воздуха и… А кричать она умела, как соловей-разбойник свистеть – камни заходили ходуном. Она даже перепугала какую-то девчонку (на вид лет двенадцать, круглые очки, как у Поттера, дурацкая шапка), которая, очевидно, сочла ее за сумасшедшую. Ольге еле удалось от очкастой девчонки отделаться – иди, милая, иди…

Когда девчонка ушла, Ольга села на камушек и заплакала. Потому что это было то самое море, в котором маленькая Оля запускала кораблики, в котором она плавала, на берегах которого встречала рассветы-закаты; и вот столько лет прошло, и нет уже той Оли, а море есть. И будет всегда.

Она вернулась домой замерзшая и усталая. «Для первого дня впечатлений хватит! Горячий душ и здоровый сон приведут девушку в порядок». Ей еще нужно было найти какую-то одежду, потому что все вещи остались в украденном чемодане. Вспомнив, что Татьяна любезно предложила ей в случае чего пользоваться ее вещами, Ольга распахнула Танин шкаф. Итак, чем можно поживиться? Увы, картина оказалась неутешительная. Господи! – ахнула Ольга, – ну кто сказал Татьяне, что человеку, женщине, можно носить такие штаны! А эта пижама с Микки-Маусом ужасна, просто ужасна! Женщина в такой пижаме вообще не смеет на что-то надеяться! А плюшевый халат пятьдесят второго размера?! Интересно сколько на него пошло чебурашек?! Но привередничать было бессмысленно, и модной столичной штучке Ольге Искре, предпочитавшей одежду известных брендов, пришлось – ничего не поделаешь – облачиться в пижаму сестры и отправиться спать в компании Микки-Мауса.

* * *

Славяна вырезала из бумаги снежных ангелов и бросала изрезанные листы под стол, где похрапывал Цыганок. У нее уже вышел целый отряд – прекрасное войско. К Новому году Славяна хотела развесить ангелов по всему дому.

До ее любимого праздника оставалось совсем мало времени, однако радости по этому поводу Славяна не испытывала. Несколько дней назад, перед отъездом отца в командировку, она спросила его: как будем встречать Новый год? Отец замялся: «Ну ты, наверное, будешь с мамой?» – и закрыл тему. А мама… А мама на вопрос про Новый год пожала плечами: еще не думала об этом, потом решим… И оба родителя уехали – отец в Москву, мать – в Краснодар, оставив дочь на попечение домработницы Люси. Так что всем оказалось не до Нового года, и, похоже, праздник отменяется…

В комнату заглянула большая, грузная Люся (Славяна с отцом втихаря звали ее «пароходом», мол, она такая огромная, как пароход) и пригласила девочку ужинать. С Люсей Славяна жила «душа в душу», Люся – добрая, с ней можно поговорить на самые разные темы.

…Славяна уплетала Люсины горячие оладьи с земляничным вареньем и слушала рассказы дом-работницы об ее дочери Любе. Это прямо сериал какой-то «про Люсину дочь», бразильская мелодрама. В первой серии Люсина дочь, мечтающая стать певицей, уезжает из Приморска в Москву за счастьем, во второй у нее там, в Москве, что-то идет не так, и дальше – вплоть до сегодняшней серии – описание ее столичных приключений и мытарств (а Москва слезам, ой, не верит!). Все, что поняла Славяна про Люсину дочь, – так это то, что та – непутевая и что в Москве ей не везет, а возвращаться в Приморск она не хочет. «Я Любу пять лет не видела! Хоть бы на пару дней домой приехала!» – заплакала Люся. Все рассказы домработницы заканчивались этой трагической нотой, потому что дочь была главным смыслом Люсиной жизни, и Люся, конечно, отчаянно по своей Любе скучала.