ЭмоБоль. Сны Кити - Антон Соя

Вот про Цоя она напрасно. Тут уж я не выдержала:

— Спасибо тебе, Мурзик, конечно, за столь лестное сравнение. Я знаю, Цой твой кумир. Только вот папаня мой, который с ним в восьмидесятые тусовался-битничествовал, говорит, что Витя был ещё тот модник. И не знаю, как Виктор Цой, а вот его сын Саша как раз один из апологетов саспеншна в России. Посмотри фотки в Сети! Так что села ты в лужу со своим сравнением. И хватит мне мозги промывать, я всё для себя решила. Делаю, что хочу. Другим не советую.

Мурзила только пакшей своей на меня махнула, надулась и ушла к себе в кабинет, хлопнув напоследок дверью. Вот распёрло её не по-детски! Понесло на воспитательный процесс. У меня, признаться, тоже такое бывает. И довольно часто. Меня тоже многое в окружающих раздражает. В основном я ворчу и занудствую. Причем занудство своё на рассудительную Риту выливаю. Вот, например, бесят меня последнее время демонстративно обнимающиеся парочки на улицах. Выносит меня от этих молодых павианов. Как ни иду по Невскому, обязательно передо мной прётся пара сексуально озабоченных представителей поколения «МТВ», и у чувака (самца) шаловливая ручонка фривольно гуляет в тазобедренной области подруги. Ну и зачем мне это бесплатное принудительное порно? Так и хочется подойти и дать по этой обезьяньей руке, по откляченной заднице и по бесстыжим рожам. Едва сдерживаюсь. А ведь я не ханжа, не монашка какая-нибудь! Со мной что-то не так или все-таки с ними? Причём в музеях на художественных выставках (а я очень люблю живопись, после музыки это моё главное увлечение) я частенько сталкиваюсь с этими самками макак. Они туда забредают — покуда это модно — посетить выставку Прадо или Бориса Григорьева, и там уж из них лезет исключительно обратное поведение. Пуританки, да и только! Прекрасная обнажённая натура их пугает, их комплексы так и сочатся тупым смехом и не менее тупыми остротами. Стоят такие куклы, пялятся на «Кающуюся Магдалину», в руках блестящие мобилки, во рту сперминты, на жопах потные ладошки бойфрендов, и обязательно кто-то из них ляпнет: «Тема сисек раскрыта», чтобы снять повисшее в воздухе напряжение, вызванное силой искусства. Или стоят, тычут наманикюренными пальчиками в обнажённых красавиц в «Бане» Серебряковой и возмущенно чирикают: «Вот представляешь, тебя б так нарисовали, и все ходили бы смотрели на твои сиськи. Фу, пошлятина». Поубивала бы этих дур! Большей пошлятины, чем их серенькая однообразная жизнь, и придумать-то невозможно! Я Ритке на свои настроения пожаловалась, она, как всегда, по-своему рассудила.

— Просто ты, Кит, двадцатилетняя старая дева, — моя девственность для Ритки — больная тема. — Завидуешь ты этим тёлкам, вот и злишься. Хочешь, я буду свою руку у тебя на заднице греть, когда мы вместе гуляем?

Рита иногда меня просто не понимает, к сожалению. Поэтому мы, наверное, и не часто гуляем вместе. Зато вместе спим. Кстати, Рита, в отличие от Мурзилы, моё желание подвеситься перенесла на удивление спокойно, почти без истерик. Она сказала:

— Ты что, Кити, о-уела окончательно?

Я промолчала. Потом она добавила:

— Если ты туда пойдёшь, ко мне не возвращайся!

Я промолчала. Она молчала в ответ минут десять и затем спросила:

— А можно я приду посмотреть?

Я улыбнулась и сказала:

— Ну конечно можно. Только не реветь и не орать.

Потом мы обнялись и уснули. А утром, когда я уходила в салон, Ритка мне заявила:

— Всё-таки ты абсолютно сумасшедшая, за это я тебя и люблю.

«И Егор меня за это любил», — подумала я.

А Ритка сказала:

— Нет, не пойду с тобой на этот ужасный подвес, не хочу видеть, как ты болтаешься на крюках, как кусок мяса на базаре.

И на том спасибо, любимая подруга. Мне не очень хотелось, чтобы кто-то из близких людей наблюдал мой полёт. И мой страх перед полётом. И моё падение. Потому что у человека за полётом всегда следует падение. Хорошо, что Мурзила от меня отвязалась. И только я об этом подумала, Мурзила, как чёрт из табакерки, вылетела из своего дырявительного кабинета и опять ко мне с той же песней:

— Кит! Послушай! Один мой приятель тоже повёлся на разговоры про нирвану и открытые горизонты и пошёл подвесился. Только боль и унижение — вот всё, что он испытал, слышишь? Только боль, унижение и желание, чтобы эта мука кончилась как можно скорее. И при этом он рассказал мне всё по большому секрету, чтобы никто не узнал. Боялся опозориться перед своими крутыми друганами. И так все. Кроме махровых мазохистов и особей с высоким болевым порогом, которые демонстрируют чудеса подвешивания, а потом стригут с дураков деньги. Я от Дэна никак такого не ожидала! Ну, он-то уже не знает, что ещё со своим несчастным телом сотворить, но чтоб тебя в такой блудень вписать!

— Слушай, Мурзик! Дэн тут ни при чём. Я сама напросилась. Мне очень приятно, что ты так внезапно меня нежно полюбила, но моё решение окончательное. Ты же читала книжку, которую я так ненавижу?

Мурзила кивнула.

— Ну вот, значит, помнишь, что, когда у Эгора там резались крылья на спине, ему сначала было очень больно, зато он научился летать.

Зачем я несла эту чушь? Чтобы Мурзила отвязалась, естественно. Если хочешь заслужить доверие собеседника, нужно уверенно говорить какую-нибудь ересь — вдумчиво и с серьёзным выражением лица.

— Так что и я хочу испытать те же чувства, а подвес — единственное, что мне в этом поможет. И на будущее, подруга, запомни: во мне четверть хохляцкой крови, я упряма, как тысяча ослов, и чем больше меня от чего-то отговаривают, тем больше мне хочется это сделать. Ферштейн? Отлично! Тогда давай-ка поговорим о чём-нибудь другом. Ты видела бабочек в Интернете?

— В Интернете? Ха, Кит! Ловко ты соскочила с темы. Бабочки-гиганты, которых все видят, но никто не может поймать? Все и так только о них и говорят, как будто в мире больше нет ничего интересного. Я видела их сегодня за окном. Пиндец! Феерическое зрелище! Ожившие цветные галлюцинации. Бабочки размером с корову. Кит, они же сдохнут от голода. Где им найти цветки величиной с электрический столб? И вот ещё, чуть не забыла, одна бабочка показалась мне очень знакомой. Я долго мучилась, где могла её видеть — и оп-ля! Да у тебя же на спине, Кит!

— Да ладно!

— Точно! У меня профессиональная память. Один в один такая же бабочка, как та чёрно-розовая прелесть, что красовалась у тебя на спине до нынешнего «чёрного квадрата Малевича», которым ты её забила!

— Забавное совпадение.

Я так обрадовалась, что Мурзила перестала меня грузить про подвесы, что была готова поддержать любой бредовый разговор. Я действительно забила бабочку на спине, потому что про неё написал Соя в своей чёртовой книге. Клоуна на груди я пощадила. Может, и зря. За два года работы в тату-салоне я только два раза села под машинку Тараса. Первый — избавляясь от бабочки, второй — когда решила подарить клоуну подружку. Стояла уж очень суровая питерская зима, мне стало жалко этого шута. Долго выбирала ему в пару клоунессу, но Тарас сказал, что нужно сделать его полную антагонистку, антипода во всём, тогда она ему точно понравится. Так у меня над правой грудью появилась милашка Агата, в память о любимой русской рок-группе из сопливого детства. Но Тарас протестовал и уверял в том, что её зовут Эллис. Забавный чувак с милыми странностями. Я не стала спорить. Эллис так Эллис.