Некромагия - Илья Новак

Капитан мысленно с размаху хлопает себя ладонью по лбу и смотрит на окна башни. Он прекрасно знает, из чего они состоят. Узкие рамы, между ними — решетки, свинцовые ромбы, в которые вставлено лесное стекло. Мутно-молочные, с легкой примесью зеленого куски, сквозь них никак не разглядеть, что внутри. Джудекса там? Или его там нет? Вот в чем вопрос!

Геб не привык медлить. Трилист Геб — он не простой капитан, он глава городской стражи, он зять одного из важных членов Приората, он человек решительный. Хитрый. Даже умный. Его попросили — очень вежливо, в свитке, подброшенном три дня назад поздним вечером в его дом, — попросили не связываться с Джудексой. «Не верьте слухам, распространяемым завистниками и врагами Форы, достославный капитан, ведь шаман — ученый, его изыскания идут на благо нашему городу». Но Трилист Геб чихать хотел на вежливые анонимные письма. Иногда в его груди становится горячо, а глаза темнеют больше обычного, и тогда все, кто хорошо знает капитана, предпочитают не перечить ему, В такие моменты он плюет на Приорат, на цеха, на богатых торговцев и великих чаров. Он работает не за монеты — у него есть принципы. За его плечами двенадцать убитых преступников, двадцать осужденных на казнь, с полсотни — на каторгу, он самолично отсек голову Одноглазой Джаконде... Трилист Геб не боится никого. Но сейчас он медлит, сам не зная почему. Ну, если разобраться, то, видимо, потому, что ему ох как не хочется покидать вонючую канаву и вступать на мосток, ведущий через еще более вонючую топь к башенке шамана и некромага, пришедшего из диких восточных земель, ученого, тайно взятого под покровительство кем-то в Приорате и, скорее всего, в самом Остроге-На-Костях, печально знаменитого в городе Темно-Красного Джудексы...

Убийцы детей.

Когда Геб вспоминает об этом, в груди его становится горячо, а глаза не то что темнеют — чернеют. И тогда капитан полицейской стражи Трилист Геб сквозь зубы говорит рядовому стражнику Вачу: «Давай», подносит к губам висящую на шее деревянную дуду, поднимается на колени и дудит — дудит что есть мочи!

Ботинки загрохотали по мосткам.

Вач бежал, пригнувшись, удерживая бревно на правом плече. Отесанный конец был направлен вперед. Доски ходили ходуном, несколько раз рядовой ступил в топь, но при его скорости это уже не имело значения. Когда Вач достиг середины мостка, капитан вскочил и побежал следом. Новобранцы уже неслись во всю прыть, размахивая палашами, ветераны трусили сзади, прикрывая тылы. Как обычно.

Капитан столкнулся взглядом с бегущим последним сержантом Круколом, и тот, смутившись, наподдал.

Началась топь. Вонь ударила в нос, будто кулак. Трилист разинул рот. Под ногами тряслись доски, из щелей между ними прыскала жижа. Обугленные пни, горы пропитанных влагой щепок, дырявые ведра... Ему показалось или между ними действительно торчит рука, полусгнившее мясо на костях? Капитан не стал всматриваться.

Один из новобранцев поскользнулся. Он бежал по участку твердой земли, далеко вдающемуся в топь. Сужаясь, тот превращался в извилистую возвышенность, которая тянулась кривыми зигзагами почти до цоколя башни. Лысый Боджа бежал по этим зигзагам, когда на поверхности жижи возникла цепочка пузырей. Тут как раз облака опять разошлись, солнечные лучи упали на топь, превратив ее в буйство редкостных цветов. Видимо, рядовой Боджа испугался пузырей, да еще и на мгновение ослеп, — во всяком случае, он оступился и полетел в болото.

— Держись! — завопил топающий следом сержант Крукол и бросился на выручку, но не успел. Рядовой упал на живот, топь вяло и как-то неубедительно плеснулась. Мгновение капитан хорошо видел эту картину: Боджа лежит, раскинув руки и ноги, тело на поверхности, словно под ним не болото, а деревянный пол, лысина сверкает на солнце, лицо обращено к капитану и выражает сразу несколько чувств — испуг, удивление, мольбу о помощи, отвращение. Цепочка крупных пузырей подобралась вплотную к Бодже — и не стало рядового.

То есть он просто исчез: в один момент, без всякого звука Боджа целиком, от подошв казенных ботинок до бритой макушки, погрузился в топь. И в тот же миг стало темнее — облака, будто опуская занавес, вновь скрыли солнце.

А через мгновение рядовой Вач всадил отесанный конец бревна в двери.

Он успел набрать скорость телеги, катящейся по склону крутого холма. Сорванная с петель дверь канула в темное нутро башни не менее быстро, чем рядовой Боджа — в болото. Фигура Вача исчезла следом. Мгновение тишины — и разразилась канонада звуков. Лязг, скрип, грохот. Рев, хруст, проклятья. Снова лязг, быстро стихнувший. И приглушенный, на грани слышимости, плеск. Странный плеск.

Разгоряченный рядовой стражник Саварзар — новобранец — влетел в башню следом за Вачем. Потом внутри оказался капитан Трилист и сразу прыгнул влево. Затем подоспел рядовой Энгибо — ветеран — и, оглядевшись, прыгнул вправо. Наконец в дверях появился сержант Крукол. Он считал, что за свою жизнь успел напрыгаться вдосталь. Сержант просто ушел со света, прижимаясь спиной к стене и выставив перед собой арбалет. Этот арбалет он унес из берлоги Одноглазой Джаконды, оружие — настоящий монстр — было великолепно, сержант гордился им.

Крукол разглядел высокий потолок, каменные стены и пол. Вдоль стен полки. На другом конце зала — лестница наверх. Еще — очаг, стол, лавки. Посередине комнаты — колодец, на полу рядом ведро и длинная цепь. Возле колодца, задом к сержанту, на четвереньках стоял Вач, мотал головой и мычал.

Позади Вача рядовой новобранец Саварзар размахивал оружием, полосуя воздух. Может, сержант и ошибался, но у него сложилось впечатление, что Саварзар делает это с закрытыми глазами. Да, но где же остальные двое? А, вот и они — капитан Геб прятался за столом слева, а рядовой-ветеран Энгибо за перевернутой лавкой справа.

Стражник покосился на своего капитана, тот кивнул, приподнимаясь. Крукол сделал то, на что человек способен лишь после продолжительной службы на посту сержанта — он тихо рявкнул:

— Рядовой Саварзар, отставить!

Рядовой перестал махать палашом, открыл глаза и огляделся, видимо, выискивая на полу разрубленного в куски шамана.

С того самого мгновения, когда сержант появился здесь, арбалет в его руках был направлен в сторону лестничного проема, вне зависимости от того, куда Крукол при этом смотрел, стоял ли на месте или двигался.

— Саварзар, твою мать, — начал сержант отечески. — Рядовой Вач проломил дверь, за что мы все ему благодарны, и навернулся башкой о колодец. С него спросу меньше. Но ты, рядовой? Объясни мне, зачем ты, войдя в комнату, где, возможно, находится враг, торчишь посреди этой комнаты, да еще и на свету от двери, и рубишь свою тень?

Саварзар оглянулся на капитана, на третьего рядового и развел руками, будто и сам удивляясь, зачем он так.

Вач, одной рукой держась за край колодца, а второй за лоб, выпрямился.

Запах в помещении стоял еще более мерзкий, чем снаружи. Капитан и рядовой Энгибо, выставив перед собой палаши, с двух сторон двинулись вдоль стены к лестнице на противоположном конце комнаты. Рядовой Вач улегся животом на край колодца и свесился вниз, пытаясь высмотреть что-то в глубине.