Нарушители правил - Дмитрий Новоселов

– Что все?

– Мы с этим сынком полюбили друг друга. Просто дико полюбили. Он меня на семь лет моложе, но это ничего не значит. Я хмыкнул, как бы соглашаясь.

– Мы честно пришли к моему мужу и все рассказали. Тот поорал, вначале хотел сына отговорить, но сынок упрямый оказался, тогда папаша послал нас к чертям собачьим. Лишил денежного содержания. Жили мы в однокомнатной панельке, с хлеба на квас перебивались. Я так счастлива была!

– И что?

– Год прошел, и он меня бросил, вернулся к своему папаше. Теперь у них все в порядке – семья, а я одна, как дура. Дура я – дура.

– Да уж, – я не нашелся что сказать.

– Знаешь, я сейчас думаю, что сынок отбил меня, чтобы отомстить отцу. Тот ведь их бросил с матерью. Я как вещь. Они там решают свои психологические проблемы, а я теряю целую жизнь, – у нее на глазах навернулись слезы. – Меня все бросают. Даже мать.

– Как это?

– Вот так. Мне было четыре года, когда она меня оставила с отцом и уехала с каким-то греком. Греку, видите ли, такой груз как я не нужен был. Я ее даже не помню.

Что-то сексом тут и не пахнет, сплошная передача «Жди меня». Я почувствовал себя ущербным, в моей жизни таких лихих поворотов не было, не о чем поплакаться.

– Мое детство сплошной кошмар, – тем временем продолжала Жанна.

– Что, папа пил?

– Нет, хуже.

– А что может быть хуже?

– Ладно, проехали.

– Знаешь, почему люди с теплотой вспоминают детство? – меня потянуло на философию.

– Нет.

– Потому что это самое беззаботное время. Там проблем не было. Несчастной любви не было, ненависти тоже. Время тянулось, день бесконечен. Впереди вечность.

– У меня не было беззаботного детства.

– У меня тоже.

– А у тебя то что?

– Были проблемы. Папа хотел, чтобы я стал вундеркиндом. Он сам учитель и водил меня ко всем знакомым репетиторам. Английский, французский, немецкий и т.д. Тогда было модно оканчивать школу за пять лет, всякие там дети-поэты, художники и математики. Но, из меня вундеркинда не получилось.

– Почему?

– Я во всем преуспел кроме математики. Не давалась она мне, хоть убей. Не то, что впереди идти, я даже школьную программу не тянул. Мне в основном папу было жалко. Мечта всей его жизни рушилась. Я так старался, переживал. Папа говорил, что мозг – это мышца, его нужно тренировать. Он заставлял меня считать все подряд, все свободное время. Фонари, ступеньки, ворон, номера у машин. Я придумывал задачи, складывал в уме, потом умножал, делил.

– И что, помогло?

– Да, папа оказался прав. Я все-таки осилил эту науку. С легкостью оперирую в уме любыми четырехзначными числами. Складываю, вычитаю, делю, умножаю.

– Здорово.

– Но есть побочный эффект. Я до сих пор считаю ступеньки, столбы, этажи и все что можно посчитать. Я все еще придумываю задачи.

– Ну, это ерунда. Ты ведь не наркоман. А где теперь твой папа?

– Родители умерли.

– Извини.

Я рассказал, что именно из-за своей способности считать в уме я попал в эту командировку. Ее взгляд на эту проблему был для меня неожиданным:

– Если бы тебя не послали сюда, то мы бы с тобой не встретились. А ты такой здоровский!

Она посмотрела на меня влюблено.

Мы допили мартини, и она сказала, что пора спать. Это очень ответственный момент. Сейчас все решится. Жанна пошла в ванную. Она пробыла там минут пятнадцать и вышла в одном полотенце. Полотенце, хоть и большое, но ничего не прикрывало. На меня напало непривычно сильное возбуждение. Я тоже побежал в ванную. Почистил зубы и принял душ, но возбуждение не спадало. Тогда я надел презерватив и тоже обмотался полотенцем.

Жанна сидела на диване. Я опустился рядом, близко-близко. Обнял ее за плечи и поцеловал в губы. В грудь мне уперлась ее стальная возмущенная рука.

– Ты хочешь сказать, что я блядь? – почти крикнула она.

Ну вот.

– Нет, я такими словами не разговариваю, я такими словами даже не думаю.

– Забудь, – сказала она и разрыдалась.

Я пошел в ванную, снял презерватив и надел трусы.

– Иди, ложись на кровать, – сказал я Жанне, – а я прикорну тут на диване.

– Нет, сам ложись на кровать, мне что-то расхотелось спать.

Мы оба были очень пьяны. Я неожиданно остро это почувствовал.

– Хорошо. А ты что будешь делать?

– Пойду, открою окно, положу титьки на подоконник и буду выть на луну.

Каждый день начинается по-разному. Иногда ему радуешься, иногда, если впереди какая-то проблема, хочется, чтобы он быстрее закончился или подольше не начинался. Бывают никакие дни. Их большинство. Встал, что-то съел, куда-то пошел, что-то сделал, вернулся, лег, уснул. Все. Вспоминать нечего. Это будни. Сплошная серость. Хотя иногда неожиданно случаются такие будни, что лучше всякого праздника. В любом случае каждый день начинается со звуков. Вначале приходят шорохи, если нет будильника, и лишь потом, когда забываются сны, поднимаешь веки и появляется картинка. Проявитель, фиксаж и фото-нож, чтобы отрезать все лишнее.

Я открыл глаза и увидел тумбочку с большим коричневым ожогом от окурка, пошевелил глазами и заметил, что ожогов множество и еще, снизу под столешницу приклеена жвачка. Я не дома! Это вначале удивило. Где-то внизу шумел город, визжал тормозами, гудел и разговаривал. Рядом, кто-то сопел. Я перевернулся на спину и увидел в окно кусок неба. По синей субстанции башкастыми сперматозоидами хаотично двигались стрижи. Дождя не будет.

Впритык, чуть касаясь спала Жанна. Одеяло сбилось набок, бесстыдно выставив на мое обозрение большую куполообразную грудь. Мне захотелось ее потрогать, чтобы выяснить, не силиконовая ли она. Это я так себе подумал, хотя причина была совсем в ином. Я уже было протянул руку, но вовремя спохватился, встал и вышел в другую комнату.

– Это всего лишь большие молочные железы, необходимые для выработки молока будущему потомству, – попытался я сам себя убедить, но не смог. Вернулся, приоткрыл дверь и снова вылупился. Пока я любовался, прошло какое-то длительное время. Кончилось все тем, что я подошел к кровати, натянул одеяло и скрыл все это приданое от солнечного света. Кругом одни соблазны.

Жанна спала красиво. Закинув руку за голову. Раньше мне приходилось видеть такие позы только на картинах. Чтобы отвлечься от высокохудожественного зрелища я пошел чистить зубы.

Как ни странно, голова почти не болела, зато нестерпимо хотелось есть. Несмотря на голод, я заставил себя не спешить, сел, положил перед собой чистый лист бумаги и составил план работы на день. Под номером один у меня значилось купить брюки. Прежде чем спуститься вниз я окинул взглядом комнату. Подумалось, что Жанна, в общем-то, мне не жена, не любовница и даже не сестра. Я вообще ее не знаю. Было бы неплохо, чтобы она ушла раньше меня. Я опять приоткрыл дверь в спальню. Слишком красиво спит. Не этично выгонять даму. Я решил, что пока завтракаю и покупаю брюки, она придет в себя и можно будет культурно попрощаться.