Крысолов - Александр Горский

— Тише, Ниночка. Ничего не надо говорить, иначе тебе опять будет больно. Сейчас мы с тобой сделаем так: я тебя аккуратно свяжу — мне будет спокойнее, а потом ты мне ответишь на вопросы. Хорошо?

Нина еле заметно кивнула. Незнакомца это обрадовало. Он убрал палец от ее губ и, заметив, что тот испачкан в крови жертвы, тщательно облизал его. Нина закрыла глаза. Когда она открыла их вновь, человек с бородой, уже достав откуда-то рулон широкого скотча, деловито связывал ей руки. Девушка не сопротивлялась. Затем настал черед ног. «Похоже, что насиловать он меня не собирается». — Мозг еще пытался найти в этой ситуации хоть какую-то зацепку для оптимизма.

— Ну вот, Нинок, ты смотри, как все у нас замечательно выходит, — вполне дружелюбно произнес мужчина. — А теперь скажи мне, солнышко, много ли у нас с тобой есть денежек?

— Тысяч семь, — с трудом ответила Нина. Разбитые губы сильно опухли, и рот постоянно наполнялся кровью, которую она иногда сплевывала.

— Дура. — Мужчина несильно щелкнул ее по лбу. Удар отозвался резкой болью в затылке. — Не в сумочке. В сумочке я и так посмотрю. На карте сколько есть денег?

— Я точно не помню, — отозвалась Нина и, увидев злой взгляд, быстро затараторила: — Можно в телефоне посмотреть, там сообщения от банка.

Человек с бородой удовлетворенно кивнул, достал из сумочки ее почти новенький смартфон. Нина сама, не дожидаясь вопроса, назвала ему пароль.

— Там с номера девятьсот сообщения, — подсказала она, стараясь задобрить человека, в руках которого так неожиданно оказалась.

— Знаю, Ниночка, знаю. Я же не идиот. Я же нормальный человек, образованный, можно сказать. В лице мужчины что-то промелькнуло, словно он вспомнил что-то очень для него неприятное. — Ого! Почти двести тысяч, неплохо. Папка переводит?

— Да, папа. — Нина почувствовала, что слезы потекли по ее щекам.

Мужчина укоризненно посмотрел на нее.

— Ну что ты, милая, не плачь, я скоро уйду. Какой пин-код от карты?

Нина тут же назвала четыре цифры, страстно желая лишь одного — чтобы этот страшный человек ушел как можно скорее.

— Смотри, детка, если ты меня обманешь, я быстро вернусь, и тебе будет очень больно. — Мужчина наклонился к ней совсем близко. Его губы почти касались ее лица. — Я могу показать, как больно может быть.

— Все правильно! Я сказала все правильно, — зарыдала Нина.

— А я тебе верю, Нина, — незнакомец ласково провел рукой по ее щеке, — вот смотрю на тебя и верю. Не думаю, что придется возвращаться. Что ж тогда, будем прощаться.

Нина видела, как он спрятал во внутренний карман кредитную карту, как начал копаться в ее сумочке в поисках денег. Страх постепенно уходил. Его место занимала надежда на то, что скоро ее мучитель уйдет.

Найдя деньги, мужчина довольно улыбнулся.

— Ты, Нина, просто так не лежи. Ты крещеная?

Нина испуганно кивнула.

— Ну и хорошо. Ты, девка, если знаешь какую-нибудь молитву, то самое время ее вспомнить. С молитвой-то умирать завсегда легче.

Он отвернулся от своей жертвы, которая не сразу осознала смысл сказанных слов, и подобрал с пола скотч.

— Как? — прошептала Нина, — вы же говорили, что подумаете. Я же все вам сказала. Не надо! — Шепот перешел в крик и тут же оборвался. Схватив девушку за волосы, мужчина резкими движениями начал наматывать скотч ей на голову. Как следует заклеив ей рот, он несколько секунд отдышался, а затем, успокоившись, объяснил ей ровным голосом:

— Понимаешь ли, Нина, когда я говорил, что еще не решил, как мне с тобой поступить, я имел в виду не то, буду ли я тебя убивать или нет. Я имел в виду, что еще не решил, как именно буду тебя убивать.

* * *

Осмотр Наташиной квартиры ничего нового следственной группе не дал. Обычная современная квартира, с минимумом мебели, отсутствием ковров на полу и уж тем более на стенах. Почти никаких книг, совсем никаких вазочек в остекленных шкафах, да и никаких остекленных шкафов. Впрочем, в этой квартире, над которой, очевидно, поработал дорогой дизайнер, если что-то и отсутствовало, то явно не по причине нехватки денег. В целом отделанная преимущественно в разнообразных оттенках серого квартира представляла собой некое смешение минимализма, лофта и преобладающего на кухне хайтека. По мнению Реваева, здесь явно не хватало уюта, казалось, что в этой квартире и вовсе никто не жил. Нигде не было семейных фотографий, холодильник не украшали магнитики, привезенные из дальних поездок, ни на одной полке не валялись милые безделушки, которые нам настырно дарят друзья на Новый год или день рождения. Лишь в одном месте полковник нашел отпечаток личности хозяйки квартиры. На двери туалета, с внутренней стороны висел большой черно-белый плакат с изображением имевшей весьма задумчивый вид обезьяны и огромной надписью THINK! (Думай!)

— Теперь и не поймешь с ходу, что за человек живет. Раньше у людей были книги, пластинки. Можно было по одним обложкам что-то понять. А сейчас что? Одни планшеты! — возмущался Мясоедов.

Нехватка бумажных книг в доме на самом деле компенсировалась обилием электронных устройств, или, как говорил идущий в ногу со временем Жора, девайсов. Для изучения были изъяты два ноутбука, планшет и электронная читалка.

— Книжка-то нам зачем? — удивился Мясоедов.

— Пригодится, для общего понимания личности.

Реваев сам не возлагал особых надежд на то, что изъятая умная техника, а уж тем более электронная книжка раскроют ему какие-то тайны, однако, верный своему принципу тотального сбора информации, не отклонялся от него и на этот раз.

— И когда же мы все это перелопатим? — уныло протянул Жора.

— Ничего, Георгий, вам полезна интеллектуальная деятельность. — Увидев на лице оперативника неподдельное отчаяние, полковник добавил: — Я думаю, большую часть этой работы возьмет на себя Виктория.

— Ну, если Викусик поможет, тогда ладно, — оживился Мясоедов, — может, она и мне вслух почитает.

Сорокалетний холостяк Жора Мясоедов был, по его собственным словам, «убежденным семьянином, находящимся в поиске идеальной семьи». Поиск этот длился уже лет двадцать, но все эти годы Мясоедов лишь перебирал варианты. Периоды искренней влюбленности длились у него иногда по полгода, потом чувства постепенно начинали затухать, пропорционально росту числа намеков на возможность ведения совместного хозяйства, а затем и полностью куда-то исчезали. После этого Жора еще около месяца любил порассуждать вслух о том, как же он был слеп и как могло ему нравиться то, что в принципе не могло понравиться, а отвергнутый вариант еще некоторое время осаждал Жору звонками и гневными сообщениями. Затем на пару месяцев наступало затишье, Жора искренне радовался своей холостяцкой жизни и возможности быть самому себе хозяином. Потом подворачивался новый «вариант», и вся история шла на очередной круг.

Когда полтора года назад к Реваеву в подчинение была назначена недавняя выпускница академии Виктория Крылова, Мясоедов сразу же решил, что это — «вариант». Однако, к немалому его удивлению и еще большему огорчению, Вика с таким утверждением не согласилась и отвергла все ухаживания любвеобильного майора. Жора, будучи натурой сильной и целеустремленной, долго отказывался признать, что коса нашла на камень. Почти год он осыпал девушку знаками внимания и даже похудел на несколько килограммов, то ли оттого, что начал чаще ходить в спортзал, то ли, как он всех уверял, от душевных переживаний. Дошло до того, что многие сослуживцы, поначалу над ним только посмеивавшиеся, теперь начали ему искренне сочувствовать, а некоторые даже, шушукаясь, осуждали несговорчивую Крылову.