Нити разрубленных узлов - Вероника Иванова

— Поскольку в Катрале Цепей нет и в помине, посылать туда кого-то из Звеньев бессмысленно, потому что никакой поддержки и помощи они не получат. Впрочем, как и любой другой посланник. Тому, кто отправится туда, останется полагаться только на собственные силы.

— Которых у меня, как ты помнишь, нет.

— Это верно, — охотно соглашаясь, кивнул рыжий.

— Тогда какого Божа…

— Думаешь, я сидел бы сейчас здесь и разговаривал с тобой? Если бы все было просто, кто-то вроде того юнца, напичканного да-йинами под завязку, уже возвращался бы с пойманной беглянкой под мышкой.

— Да в чем тут сложность?

— Ты слышал слова молитвы? А теперь представь, что существуют люди, которые восприняли это напутствие как приказ.

— Даже пытаться не буду! Или говори прямо, или…

— Далеко все равно не прогонишь.

— Ты скажешь?

Он глубоко вдохнул, шевеля губами, будто отчитывая меня за что-то.

— Катрала боится демонов. А как поступают люди, когда чего-то боятся?

— Стараются защитить себя.

— Вот. А защита бывает разной. Можно тщательно следить друг за другом. Можно запирать двери и окна. Можно проводить дни в молитвах. Но если не уберегся или не уберег кого-то из близких и дурное семя упало в благодатную почву… С сорняками ведь кто как борется. Кто дожидается, пока растение окрепнет, чтобы выполоть, не оставляя в земле корней, а кто-то попросту пускает пал.

— Хочешь сказать…

— В Катрале демонов корчуют огнем и мечом. При малейшем подозрении. Даже неоправдавшемся, — спокойно закончил Натти.

— Но одержимых демонами ведь еще нужно распознать?

— Конечно. Правда, это совсем нетрудно, если у тебя на службе есть недокровки.

— Недо… кто?

— Плод соития обычного человека и одержимого. Видишь ли, демон не может перейти из тела в тело, если только первое не умрет, а значит, не может оставить себя в потомстве. Зато наделяет своего человеческого наследника… вернее, обделяет одним замечательным свойством. Недокровка не способен заполучить демона, как бы сильно ни желал. С детства эти несчастные страдают от неисполнимого желания стать такими, как один из родителей. А чем сильнее желание, чем больнее осознание полученного проклятия, тем острее зависть — лучшее средство для утончения природного нюха. Аромат демона живет в их памяти, нужно только легонько подстегнуть, и…

Я припомнил всплески собственной зависти, случавшиеся хоть и редко, но всякий раз добиравшиеся до самого сердца. Пожалуй, в такие минуты мои чувства и впрямь обострялись. А вот рассудок… Скажем так, притуплялся.

— Зависть, говоришь? А если завидовать не только исполнению желаний?

— Почему бы и нет? У кого-то красивая жена, у кого-то толстый кошелек, а кто-то славится своей мудростью. Поводов хватит на всех.

Это правда. Омерзительная своей кристальной простотой.

— И кто может поручиться, что…

— Что недокровка будет искренен в указании врага? — Улыбка Натти стала шире, обнажая зубы. — Никто.

— Но тогда…

Своры ищеек, снующих по городам и весям и подающих голос на любого, кто им не по нраву. Сами-то они надежно защищены от малейших подозрений самим своим происхождением, но все остальные люди каждую минуту жизни подвергаются опасности быть обвиненными и уничтоженными. Без возможности оправдания.

— Знаешь… Я не хочу отправляться в Катралу.

Рыжий расхохотался, хлопая ладонью по столу:

— Не все так страшно! Хотя… И страшно — тоже. К тому же у тебя нет выбора. Здесь ты в ближайшее время точно не сможешь оставаться.

— Это еще почему?

Карий взгляд сверкнул опасным огоньком, и эта искра словно попала в костер, кем-то сложенный у меня под ребрами. Но дрова не заполыхали жарким огнем, а наполнили грудь влажным, удушливым дымом, который, поднимаясь все выше, становился похожим и вовсе на слизь, в конце концов плотным комком вставшую прямо в горле.

А мгновением позже я понял, что не могу вдохнуть.

* * *

Тряпица, прижатая к моему лицу, была пропитана какой-то сильно, но свежо и довольно приятно пахнущей жидкостью и, хотя должна была бы еще больше затруднить дыхание, добилась совершенно обратного действия: судорожные вдохи сменились глубокими.

Натти, почувствовав окончание приступа одновременно со мной, поспешил отступить назад, чтобы оказаться вне досягаемости. И правильно сделал, потому что больше всего сейчас мне хотелось заняться душегубством.

— Что все это значит?

— Кто из нас двоих лучше умеет думать, а?

— Вино было отравлено, да?

— То, что ты выпил, не убивает. Всего лишь причиняет небольшие неудобства.

— Ах небольшие?!

Я швырнул тряпицу на стол, развернулся к рыжему, перекидывая ноги через скамью, и тот сделал еще один шаг назад, впрочем не переставая довольно ухмыляться.

— Говорю же, от этого не умирают.

— А ты проверял?

— Если вовремя подышать настойкой тысячезрачника, ничего не случится.

— Вовремя, значит?! Но я же не знал о том, что вот-вот начну задыхаться!

— Зато я знал. Помнишь, мы пили вместе?

Он оказался так простодушно искренен в своих признаниях, что мой гнев угас чуть ли не быстрее, чем жжение в груди. Зато вопросы остались.

— Зачем это тебе понадобилось?

— Сам сообрази.

Сообразил я уже давно. Но все еще не мог поверить, что должен был действовать не как друг, а как… Кукла на веревочках.

— Сам придумал?

— Вообще-то нет. Умные люди подсказали.

Врет ведь. И проверить никак нельзя. Да и есть ли теперь смысл проверять?

— Ты понимаешь, что ты сделал?

— Лучше, чем это понимаешь ты, — ответил рыжий, серьезно и, пожалуй, чуть виновато глядя мне прямо в глаза.

— Тогда какого…

— Кое-кто только что заявлял, что не желает ехать в Катралу.

— Могу повторить это. Хоть сотню раз.

— Я бы сказал то же самое, веришь? Только слушать некому.

Все равно можно было договориться. По-другому. В конце концов, у меня оставался перед ним должок, и я бы согласился. Но видимо, вопреки словам золотозвенника, в самостоятельности мне все еще отказано.

Что ж, пусть будет так. Он получит то, чего хотел.

— Каков будет первый приказ?

Натти растерянно сощурился:

— Приказ?

— Тебе надо было заставить меня подчиняться? Хорошо. Но больше я ничего не стану делать по собственной воле. Буду ждать твоих распоряжений.