Мод. Откровенная история одной семьи - Донна Фоли Мабри

— В похоронном бюро, в Юнион-сити. Когда все будет готово, они привезут его в дом. Это займет несколько часов.

Сестра Кларк погладила меня по руке:

— Пойду в дом, посижу с его матерью. Когда будет пора, я пришлю кого-нибудь за тобой.

Я кивнула.

— Спасибо. — Я обвила руками сестру Кларк и крепко прижала к себе. Она вышла из флигеля.

Потом пришли Хелен, Томми и Фэйт, и мы вместе отправились в большой дом. Я была спокойна.

На веранде в простом сосновом гробу, обитом сатиновым сукном, лежал Джеймс, и казалось, он просто спит. Я некоторое время смотрела на него, все еще не веря, что все это происходит на самом деле. Вот сейчас я проснусь, а он лежит рядом со мной, и окажется, что мне просто приснился кошмар.

При виде своего мужа, — такого молодого — и в гробу, — я готова была упасть в обморок. Я присела рядом с папой Коннором и увидела надежду на его лице. Он был уверен, что теперь я все улажу. Я улыбнулась, взяла его под руку и кивнула в знак того, что он доверился правильному человеку. Через пару минут сердце мое стало биться ровнее, и я отправилась будить маму Джеймса.

Матушка Коннор спала, обнимая Лулу, и кудряшки малышки были на ее плече. Какое-то время я стояла и смотрела на них, потом протянула руку и дотронулась ее руки.

— Матушка, все готово, пора вставать.

Матушка Коннор открыла глаза, но не пошевелилась, лишь глядя на меня тяжелым взглядом.

— Ну хорошо, — наконец сказала она.

— Помочь вам одеться?

— Нет, я справлюсь.

Я взяла Лулу и вышла. Войдя на веранду, я увидела, что стулья из столовой и кухни уже снесли туда и расставили рядами. Хелен и Томми сидели во втором ряду. Я села перед ними, держа Лулу на руках. Она потянулась, проснулась и заплакала. Хелен передала Фэйт Томми и взяла Лулу.

— Я пойду с ней во флигель, покормлю и переодену.

Матушка и папа Конноры сели рядом со мной.

Дверь была открыта, стучать не было необходимости. Друзья и соседи просто отодвигали ширму и входили. В течение нескольких часов собрались, наверное, все жители городка. Кто-то лишь принес свои соболезнования и сразу ушел, кто-то остался подольше. Пришли все ребята из команды Джеймса, — они плакали так, будто бы вот-вот наступит конец света. А для меня он уже наступил. Вернулась Хелен с Лулу, и я снова взяла ее на руки и держала какое-то время, но потом Хелен и Томми унесли обеих девочек в дом. Наше бдение длилось, покуда хватило сил, но наконец и мы отправились спать.

Наутро тело перенесли в церковь, и священник провел для Джеймса тот же обряд, что и для моих папы с мамой, и для Генри, маленького сыночка Хелен, восемь лет назад. Это был тот самый священник, он служил на всех похоронах. Я помнила его проповедь наизусть и про себя повторяла ее за ним. Это успокаивало меня, как и обетования Божьи. За несколько лет до того Джеймс принял Божий дар спасения, и я знала, что мы еще встретимся. И от осознания этого на душе становилось легче.

После проповеди, песнопений и молитв мы пошли за похоронным фургоном на кладбище. Матушка Коннор была спокойна, лицо ее было твердым, как сталь. Со дня похорон родителей я бывала на кладбище всего несколько раз, но, придя, удивилась тому, насколько свежи мои воспоминания. Всю жизнь меня мучили кошмары — снился пожар, унесший их жизни, — но после рождения Лулу они прекратились.

Наша семья, друзья и прихожане церкви собрались вокруг могилы, священник еще что-то сказал, потом все бросали горсть земли, молились и отходили. Отходя от могилы, я слышала, как глухо стучат комья земли в крышку гроба, — это мужчины начали закапывать могилу. Этот стук преследовал меня весь обратный путь.

Соседи принесли еды, и несколько часов в доме было полно народу. Женщины из церкви суетились над нами, и я наконец заставила себя что-то съесть, больше размазав еду по тарелке. Мать Джеймса делала то же самое. Наконец все разошлись. Хелен и Томми ушли последними. На прощание Хелен обняла меня.

— Я зайду завтра, слышишь?

Я посмотрела ей вслед, и когда она вышла за дверь, мы с матушкой Коннор переглянулись. Я видела свое отражение в зеркале на стене — у нас обеих под глазами залегли круги, лица осунулись от горя, обе мы ужасно устали.

— Если я вам больше не нужна, я пойду во флигель.

— Думаю, мы справимся, Мод. Господь позаботится о нас. Мы примем все испытания. Теперь же нам обеим нужно поспать. Иди к ребенку, завтра поговорим.

Я отнесла Лулу во флигель и приготовила ко сну. Когда она заснула, я снова сняла с крючка рубашку Джеймса, поднесла ее к лицу и вдохнула запах. Я всегда говорила ему, что он пахнет лучше, чем любой другой мужчина в округе. Мой папа пах кожей, сеном и лошадьми. Джеймс — продуктовым магазином, овсянкой, супом, люцерной и травой.

Несколько минут я прижимала рубашку к лицу, затем снова надела ее поверх платья и вышла на крыльцо. Села в кресло-качалку и посмотрела на небо. Уже темнело. Луна вышла рано, и я видела ее меж деревьев, справа от меня, как будто бы она застряла на вершине сосны. Последние лучи заходящего солнца пробивались сквозь кроны деревьев, росших слева, опутывая тенями двор. Такая хорошая ночь — совсем как те ночи, когда мы с Джеймсом засиживались допоздна, прежде чем отправиться спать.

Я сидела так долго, то неподвижно, то раскачиваясь в кресле, и наконец расплакалась. Я не знала, что будет со мной и с моей маленькой девочкой. К шестнадцати годам я уже побывала и сиротой, и женой, и матерью. А теперь вот стала вдовой.

В 1908 году у молодой вдовы с ребенком выбор профессий был не так уж велик, но мне не хотелось быть обузой ни для родителей Джеймса, ни для Хелен и Томми.

В свои шестнадцать я знала достаточно, чтобы понимать, что мир меняется. Я слышала об автомобилях, но никогда их не видела. Люди рассказывали и о человеке по имени Эдисон, который изобрел электрический свет, и что им пользовались в больших городах. Но в нашем городке не было ни одного дома с электричеством. Вершиной современных технологий считались такие дома, как у Хелен, где прямо в доме была колонка, подведенная к колодцу.

Конноры обращались со мной, как с родной дочерью, а Лулу просто купалась в их ласке и любви. Они сказали, что я могу хоть вечно жить во флигеле, если пожелаю, они будут только рады. Даже давали мне денег, когда могли, но тот год, когда погиб Джеймс, выдался тяжелым, и многие фермеры не могли оплачивать свои покупки в лавке и жили в кредит.

Папаша Коннор начал сдавать, и ему пришлось нанять помощника, который взял бы на себя обязанности Джеймса. Это тоже сказалось на бюджете. Я знала, что им приходится нелегко, и не могла осмелиться просить у них денег. Мой зять держал в своей лавке книгу, куда вносил все расходы. В конце месяца они погашались. Я знаю, что он записывал на мой счет лишь половину той суммы, что я тратила. Мы это не обсуждали, но я была ему благодарна.