Женщина–апельсин - Нина Васина

В наступившей тишине Ева во все глаза уставилась на Николаева.

– Она не верит! – показал на нее Николаев. – Смотри, Стас, не верит!

– Я действительно новатор в своей области, – Покрышкин успокоился и с достоинством выпрямился на стуле.

– Да ты не про то. Она не верит, что у меня теперь – все. Ничего и никогда не встанет после твоего искусства. Но я тебе еще не все сказал. Ты впечатляюще делаешь блевотину, но совершенно не умеешь показывать жизненные вещи. Например, смерть. Ну что у тебя за смерть, скажи, пожалуйста! Актрису натурально жрет вампир, сначала, понятно, она получает удовольствие, потому что любит его, но потом, почему она у тебя так ненатурально начинает таращить глаза, что-то спрашивает? Не видел ты смерти, Покрышкин, лица такого, когда человек уже ТАМ.

Стас, замерев, смотрел на Николаева. Николаев вдохновенно прошелся по кабинету, остановился у окна.

– А что ты от них хочешь? Люди искусства, – Ева встала и подошла к Николаеву. – Когда им все запрещают, они из кожи вон лезут, идут под статью, но что-то делают. Когда все можно, делай – не хочу, штампуют пошлятину для импотентов. И девицы у них какие-то… Ну ладно, не нравится ей трахаться перед объективом, понятно, она глаза закатывает, изображает страсть, но называет себя актрисой. Ладно, актриса, сыграй радость или горе, смерть, например, их этим приемам должны на первом курсе обучать. А у тебя, Стас, действительно не смерть, а культпоход в театр.

– Это ты мне говоришь? ТЫ, как я должен показывать смерть!.. Да ее снимать очень просто, ее сделать трудно! Вы – два таракана в этой клетке… Что вы понимаете в искусстве, ей-богу!

– Слушай, Николаев, оказывается, ты ничего не понимаешь в искусстве. Его актриса, ну, которую загрызает вампир, такое чувство, что она сейчас или подпустит монолог, или запоет, как в индийском кино, у них всегда поют перед смертью.

Потом Николаев сказал Еве, что, вероятно, это именно индийское кино добило Стаса Покрышкина.

«И раннее утро», – добавила Ева потом. «И раннее утро», – согласился Николаев.

– Ну, вы, знатоки в погонах! Знаете, что она говорила? «Что со мной происходит? Я действительно умираю?» Она поняла, что умирает!

– Стас, – сказала Ева, – тебе нужен адвокат.

Николаев ничего не понял:

– На кой ему адвокат?

– Он убил на съемках актрису. Может, не одну. Во имя искусства.

Стас с трудом сдерживал дрожащие руки.

– Ты хочешь сказать, – изумлению Николаева не было предела, – что я вчера видел взаправдашнюю смерть?

– Это тебе не палить по преступнику в подворотне, не забить до смерти на допросе! – завизжал Стас. – Все, вы меня достали! Я не буду говорить без адвоката.

Ева вызвала конвой и сказала Стасу, что он задержан. Изумление не сходило с лица Николаева.

– Ну, напарник, мы это сделали!

– Ты что, серьезно? Ты с самого начала знала, что он… А я-то думаю, чего это ты такая примерная, глаза таращишь. «Да, Николаев?», «Нет, Николаев?» Я думал, ты с бодуна. Подожди, я не верю…

– Это твои рассуждения про его фильмы натолкнули на такую мысль, я позавчера тоже не верила. У меня по плану было напустить на его оператора Далилу-психолога, раз уж она будет теперь тут под ногами вертеться, но тоже что-то саднило. Почему его фильмы так неуловимы и дороги? И я поняла: они настоящие!

– Ну слушай, он там столько поубивал… Боже мой! – закричал Николаев. – А сколько он сожрал!..

Адвокат Покрышкина прибыл уже через час, когда Ева с Николаевым были на выезде. Возле Крымского моста расстреляли автобус с китайской экскурсией. Ева пряталась от пронизывающего ветра за спиной Николаева, она была в куртке – не переоделась потеплей с пятницы и рассматривала разбросанные на асфальте игрушки. Несколько китайцев выбежали из автобуса и тут же упали под пулями. Николаев толкнул ее локтем и показал глазами через улицу. На той стороне стоял Коля-осведомитель. Он увидел Еву и показал, как будто что-то пишет пальцем у себя на ладони. Потом быстро повернулся и ушел.

– Чего это?

– Твой новый опер передал тебе записку от Коли?

– Не было такого.

– О-о-о, черт! Коля приходил к тебе, когда брали Кота. Я отдала его оперу, – Ева говорила с досадой.

В Управление они вернулись злые. Оперуполномоченный Волков взял больничный лист и на работу не вышел. В кабинете Гнатюка их ждал адвокат Покрышкина.

Маленький, упругий в движениях, как мячик, адвокат блестел круглыми стеклышками очков, спешил и нервничал. Он требовал взять с Покрышкина подписку о невыезде и отпустить его домой, пока не случилось непредвиденного.

– Ваш клиент обвиняется в предумышленном убийстве.

– Ни своим поведением, ни ответами на допросе мой клиент не давал для этого повода.

– Наша беседа была записана на магнитофон. – Ева поняла, что адвокат с Гнатюком слушали пленку. – Там ясно, что Покрышкин с гордостью признался в достоверности своих съемок.

– Уголовное дело заводится по факту, понимаете, по факту! Предположим, вы хотите обвинить моего клиента в убийстве Марины Улыбки. Тело кремировано, причина смерти указана в медицинском заключении, вывод – несчастный случай. Предположим, вы подозреваете, что все жертвы в фильмах моего клиента – реально убитые люди. Прекрасно. Я рад за вас, хотя и сомневаюсь в вашем здоровье. Но и здесь – все очень просто. Находите труп. Освидетельствуете. Протокол. Причина смерти, и так далее, и так далее. Ребята, ну не смешите меня, ладно, а то я напишу фельетон в газету. Это же редкий материал! Заводятся уголовные дела по каждому факту изображения смерти на кинопленке. Начнем с эпопеи «Война и мир»!

– Но он сознался! – не выдержал Николаев.

– Извините, это решается в суде. Пока что он только сказал, что изображения смерти в его картинах так реальны, что даже актрисы в это верят! Я имею дела только с людьми искусства. Я знаю, как может до умопомрачения заиграться актер, у него от воображаемых кандалов появляются следы на запястьях! Искусство – это сила. Как, впрочем, и доказательства. К примеру, этот эпизод с вампиром, когда якобы умирает от укуса Марина Улыбка. Как вы это себе представляете? Стоит актриса, сзади нее партнер, который кусает ее и выпивает всю кровь? Перед камерой?

– Нет, – тихо ответила Ева, – я представляю это так. Снимается сцена с вампиром. Режиссер знает, почти наверняка знает, что будет сниматься натуральная смерть. Когда вампир «кусает» Марину, Марина, как ей положено по сценарию, стонет, закатывает глаза. Потом взгляд ее становится изумленным, она в растерянности что-то говорит, но это не записано. Оказывается, она говорит: «В чем дело, помогите, я умираю», или что-то в этом роде. Потому что именно в этот момент ее убивают. Длинным колющим предметом. Сзади в шею. Потом, когда сцена будет отснята, девушку положат на каминную решетку так, чтобы рана от лезвия совпала с пикой решетки.