Незнакомка из Пейроля - Франсуаза Бурден

– Люсьен все время рассказывает о вашем парке. У него есть и другая работа, но именно на ваших деревьях он любит тренироваться.

– Этот дом уже не тот, что был раньше, – осторожно ответила Паскаль, которой не понравилась его фамильярность. – Я пытаюсь что-то делать сама, но из-за работы в Тулузе у меня не хватает времени на то, чтобы…

– А почему так далеко? Ведь ваш отец работал в Альби, не так ли?

– Вы решительно в курсе всех дел! – насмешливо заметила она.

– Люди любят поболтать за стаканчиком вина, – ответил он, указывая на ряды бутылок позади себя. – Я купил это бистро десять лет назад и с тех пор слушаю здесь самые разные истории.

Паскаль закрыла портмоне, взяла журналы и направилась к выходу. Открывая дверь, она услышала:

– Имя Фонтанель здесь очень хорошо известно! Нарочито медленно она повернулась к нему лицом.

– Я не понимаю, что вы имеете в виду, – четко проговорила она.

– Как мне кажется, ваш отец оставил по себе плохие воспоминания…

Она была сбита с толку и не решалась уйти. Этот человек мог говорить что угодно, чтобы заставить ее уйти, но она инстинктивно чувствовала, что он говорит правду. Конечно, работая за стойкой, он слышал немало разных сплетен, и возвращение Паскаль в Пейроль благодаря Люсьену Лестрейду тоже не прошло незамеченным.

– Мой отец прекрасный врач, – твердо заявила она.

– А, но дело не в этом. Здесь болтают о его историях с женщинами. Одна заживо сгорела, потом китаянка, которая…

Он резко осекся и хлопнул себя по лбу.

– О, какой же я идиот! Простите. Все знают, что я ужасный болтун! Вы курите?

Сконфузившись, он протянул ей большой блок спичек, словно надеялся этим загладить возникшую неловкость.

– Нет, я не курю, спасибо.

– Ну возьмите, будете разжигать печь или камин. Обойдя вокруг стойки, он подошел, чтобы вручить ей коробку.

– Не сердитесь на меня… Да, в вас есть что-то азиатское, я должен был сразу это заметить.

Она растерянно взяла коробку со спичками и вышла, не сказав ни слова. «Китаянка»… Значит, вот как называли ее мать жители этой деревни? Злились на нее за то, что она делала покупки в Альби? Потому что она была метиской?

Возвращаясь в Пейроль, Паскаль перебирала в памяти слова продавца из бара. Кстати, как же он ее узнал? Может, она успела стать главной темой разговоров в этой дыре? В таком случае ноги ее здесь больше не будет, она все будет покупать в Альби, как и ее мать. Что же касается этих старых «историй с женщинами», то ее отец вовсе не был Синей Бородой! Тем не менее уже во второй раз ей сказали о том, что Фонтанели оставили по себе плохую память. Сначала тот шофер такси, который вез ее в Пейроль на второй день после похорон матери, теперь этот тип из бара…

Аврора уже ждала ее в кухне с бутылкой коньяка наготове.

– Я успела приготовить крем-карамель. Но сначала выпьем, эта бутылка – подарок одного пациента…

Ее хорошее настроение утешило Паскаль и помогло забыть эти дурацкие разговоры в деревне. На столе красовались два высоких медных канделябра с белыми свечами.

– Ты нашла это на чердаке? – удивилась Паскаль.

– Да. Неплохо, правда? Они прекрасно будут смотреться в зимнем саду после того, как мы там все покрасим. На стены можно нанести трафаретные узоры…

– Завтра воскресенье, и я буду спать все утро! – запротестовала Паскаль.

– Не беспокойся, сделаем это днем.

Аврора пощупала батон, изображая настоящую гурманку.

– Как я люблю этот хлеб, здорово, что недалеко от нас есть хорошая булочная!

– Да, хлеб неплохой, чего не скажешь о хозяйке. Она и тип из бара встретили меня более чем прохладно. Странно, но имя Фонтанель здесь ассоциируется с чем-то нехорошим. Послушать их, так у моего отца была куча женщин, а он был всего лишь вдовцом, который захотел жениться снова.

– Может, твое внезапное необъяснимое появление здесь дало пищу для сплетен?

– Возможно…

Паскаль, пребывая в сомнениях, достала из сумки большую коробку спичек и зажгла свечи. Дни становились все короче и прохладнее, о наступлении поздней осени свидетельствовали и листья, устилавшие аллеи парка.

– Но назвать мою мать «китаянка»!

– Она была вьетнамкой?

– Наполовину. Ее отец был французом. Он привез ее из Ханоя, когда ей было всего несколько месяцев. Она выросла в Тулузе, у нее даже акцент был местный! Да, она не была болтливой и развязной, как здешние люди… Но папа говорил, что у нее было нелегкое детство, и это объясняло замкнутость ее характера. Она никогда не рассказывала мне о жизни в той семье, даже никогда не упоминала о них, будто сожгла все мосты. Можно сказать, что все ее воспоминания начинались с момента встречи с моим отцом…

Нельзя не признать, что в течение последних лет жизни ее мать переменилась. Она больше не смотрела на своего мужа с обычной нежной признательностью и даже, казалось, презирала его.

– Вот и получается – заключила Паскаль, – что я ничего не знаю ни о ее детстве, ни о ее юности.

– Не переживай, зато я знаю все до мельчайших подробностей о том, как проходила юность моей матери! Она мне все уши прожужжала о том, какая она была лапочка…

Неистощимый оптимизм Авроры заставил Паскаль улыбнуться. В самом деле, зачем ворошить прошлое? Горе утраты постепенно смягчалось в ней, и она не хотела сейчас тревожить себя воспоминаниями о матери. Ей приятно было смотреть, как Аврора твердой рукой взбивает яйца для омлета в этой уютной и даже праздничной благодаря свечам атмосфере их кухни.

– Твой дом – очень привилегированное место, – заметила Аврора. – Может, люди просто завидуют? Не слушай эти россказни.

Компания такой подруги решительно была на пользу Паскаль. Рядом с ней невозможно было грустить, она просто заражала своей жизнерадостностью. Тем не менее Паскаль все же решила задать несколько вопросов своему отцу при очередном разговоре по телефону.

Надин покачнулась от неожиданного столкновения на повороте лестницы и громко выругалась. Лоран Вийнев смущенно протянул ей руку, словно боясь, что она свалится на пол.

– Простите, мы все время с вами торопимся…

– Я бегу на осмотр своего пациента в хирургическое отделение, – уточнила она.

Неужели она боится, что он спросит, почему она в такой спешке покидает свой этаж? От этой мысли он чуть не улыбнулся, но сдержался, зная характер Надин Клеман. Она была прекрасным специалистом, и единственное, что беспокоило его, был ее возраст. В свои шестьдесят четыре года Надин выглядела очень изможденной.

Лоран посторонился, уступая дорогу коллеге, и проводил взглядом ее спешно удаляющуюся фигуру. Незаурядная женщина, однако, к сожалению, почти не следит за своей внешностью. Питаясь на скорую руку, она сильно растолстела. Ее прическа всегда выглядит какой-то неопрятной. Говорят, она сама стрижет себе волосы и никогда не удосуживается их покрасить. Да и одевается она тоже ужасно. Такое впечатление, будто она натягивает на себя то, что лежит поближе. Неудивительно, что мадам Клеман так агрессивно относится к красивым женщинам, которые у нее работают. Особенно к Паскаль Фонтанель, на которую она как минимум раз в неделю строчит яростные докладные записки или устраивает ей головомойки, слухи о которых неоднократно до него доходили.