Спасти Императора! «Попаданцы» против ЧК - Герман Романов

— Как стрелами? А кто? Зачем?

Вопросы посыпались горохом, и под это дело все закурили по папиросе. Вот только улыбок уже не было, ибо все танкисты знали, что Семен Федотович к шуткам и розыгрышам склонности не имел. И симпатий к ним не держал. Категорически.

— То были всадники на низких монгольских лошадках, в кольчугах, со щитами, луками и копьями. Узкоглазые, некоторые с козлиными бородками, кричали на татарском языке.

— В плен «языков» взяли?!

— Нет! Всех татар с винтовок насмерть положили. Только мой отец один живой остался, а гусар всех до смерти посекли, кого стрелами, кого саблями. Вот так! Один солдат греком крымским был, он и крикнул, что это татары, видно, речь их разбирал. В Крыму ведь и татары живут?!

— Живут! Сам видал, — подтвердил Шмайсер, а Путт кивнул головой, соглашаясь с ним. Семен Федотович чуть дрожащими пальцами закурил еще одну папиросу. Танкисты притихли, лица побледнели. Было видно, что рассказ Фомина заинтриговал всех до жути, а потому они даже дышать старались через раз и тихо.

— В пещере полдюжины трупов истерзанных было — девок, снасилованных этими татарами. Страшно убитых, зарезанных. Но не с наших мест, как потом выяснили, и одежда на них была старинная. Жандармы отца долго теребили, допытывались. А он и так ничего не понял — уж больно быстро все произошло. А через месяц ученые из Москвы приехали, ходили да ахали. Могилу с татарами вскрыли, трупы обмеряли. Затем взяли их оружие и одежду да с собой и увезли.

— А что сказали-то?

— Ничего, только удивлялись сильно и вздыхали тяжко. Они сами ничего не понимали. Правда, один из них, самый молодой, с отцом выпить не погнушался, спьяну историю ему одну поведал, о которой в древних свитках написано было. То чуть ли не триста лет тому назад было, при царе Алексее Михайловиче, что отец императора Петра Великого был. Якобы где-то под Москвой подобный Поганкин Камень есть, и вот однажды из тумана, что его в полнолуние окутал, выехали конные татары, но не десятком, как эти, а всей сотней. Их побили, но и пленных удалось захватить. Царь велел самый строгий сыск вести, и там такое прояснилось…

— Да что же? Не томи душу, Федотыч!

— То была сотня из отряда хана Девлет-Герея, и шли они на Москву, где царствовал Иван Грозный. А то за сотню лет до царя Алексея Михайловича было. Но у Камня в странный «туман» попали. Когда татары из него выехали, то оказались они в другом для себя времени, веком позже. Из Москвы на проверку бояр выслали, и те живо у местных крестьян выяснили, что татары сии незнамо откуда появились, чуть ли не из воздуха. И за тем Камнем тоже недобрая слава тянулась.

— Ни хрена себе! — легким присвистом выразил общее мнение Путт. — Это что ж получается — твой батя дрался здесь с монголо-татарами!? Опупеть можно! Получается, нас также… забросило, как тех татар?

Путт своим вопросом выразил общее мнение — танкисты горящими взглядами смотрели на Семена, с нетерпением ожидая ответа. Тот замялся и, стараясь спрятать смущение, потянулся за папиросой. Следом закурили все, но взглядами продолжали сверлить сержанта.

— Дед мой ведуном был. Или, как у нас говорят, — знающим человеком. После отмены крепостничества прошло лет шесть, когда он, тогда молодой парень, здесь с девкой согрешил, в этом капище. С моей бабкой, значит, свадьбы они дожидаться не захотели. А спать пошли в хатку, к родителям, чтоб поутру сено косить. Ну и утречком сюда смотались, чтоб еще разок на зорьке помиловаться. Пришли, значит, и остолбенели. Тут в пещере стрельцы побитые лежали, в кафтанах, с пищалями и бердышами.

— Так что такое творится на белом свете! — капитан потрясенно захлопал глазами.

— Подожди, Андрей! Прадед, как тела увидел, так настрого запретил о том кому-то говорить, дабы полицию сюда не привадить. Три холмика видели перед Камнем? В одном женки зарезанные погребены. Рядом с ними татар тех зарыли, а в стороне еще несколько камней. Так вот под ними стрельцы те побитые лежат, что дедом и прадедом похоронены. Вот такие дела здесь были, но о том мы, Фомины, завсегда молчали. Потому что место это клятое. Шмайсер, Попович! Разгребите в углу сено, под ним оружие разное спрятано. И притащите сюда, сейчас увидите все собственными глазами.

Механик-водитель и радист кинулись в угол, разгребли сено и с удивленным оханьем извлекли длинную старинную пищаль с шестигранным и толстым стволом, потом топор с широким лезвием полумесяцем. Затем появились на свет две кривые сабли и охапка из мелких колец, которая оказалась порядком разорванной кольчугой.

— Твою мать! Первый раз в жизни такое вижу! — только и сказал капитан, разглядывая старое оружие.

— Надо же, так это бердыш?! — Попович крутил в руках топор. — Я такой же в кино видел, там фильм крутили про этих, как их… А, хрен с ними, потом вспомню. А это пищаль?

— Да. Пищаль и бердыш стрелецкие, сабли и кольчуга от татар остались. Все остальное оружие давно в кузнице перековано…

Фомин устало прикрыл глаза, а остальные с увлечением загремели железом, разглядывая старинное оружие. Но тут неугомонный Шмайсер заговорил о совершенно ином.

— Я вам так скажу, по школе еще помню. Крепостное право отменили у нас вроде в 1861 году. Берем шесть лет — значит, стрельцы появились в 1867. Так?! А в 1905 году уже появились татары эти. Прошло от того времени 38 лет. И все творилось осенью…

— Сейчас начался сентябрь 1943 года. И тоже осень, и ровно 38 лет прошло…

— Получается, — Шмайсер прищурился, — что это как-то запускается с определенной частотой, как такт дизеля. Допустим. Хотя это попахивает мистикой. Но что-то должно этот процесс запускать?

— Так «светлячки», помнишь, пошли, когда Федотыч к стене прислонился? Что перед этим было?

— Да ничего не было, — Попович растерянно пожал плечами. — Бой был, Федотыч, вон, пришел, у стенки сел…

— Кровь! — Фомин подскочил на месте. Его глаза горели, он тер виски ладонями. — Я же руку вытер о стену, помнишь? Бабка здесь невинности лишилась, и дед говорил, что на полу «светлячки» видел, когда уходил! Пару секунд горели и погасли разом… И с татарами… Дядька здесь руку косой порезал. Дождь был, они с женой и сыном здесь сидели. Дядька здесь косы точил. Вот тут он и порезался.

— А как узнали-то? Мертвецы ведь не говорят.

— Так сын его, Пашка, мой братка, на вечерку в село тогда отпросился, мол, дождь сильный идет, до полудня все равно косить нельзя, чего ж вечеру пропадать. Он эти «светлячки» на полу и видел, когда уходил…

— Да… — Путт нервно стучал пальцами по колену. — Вот дела так дела! Как понять такое, Федотыч?!

— Я сам еще всего не понимаю! Андрей, — Путт подобрался, — пойдем, прогуляемся, посмотрим, что здесь к чему! А то — мистика мистикой, а пуля, хоть и дура, но убивает вне зависимости от того, во что ты веришь…

Шмайсер только и придумал, что помахать им вслед, когда Фомин пошел первым по штольне, тщательно подсвечивая себе под ноги. Путт потопал следом, держа автомат наизготовку и делая отсчет шагов.