Будь здоров, жмурик - Евгений Гузеев

– Прошу, товарищи, не стесняйтесь. Ах, да… Конфеточки… – сделал он многозначительный жест указательным пальцем свободной руки и, подняв его кверху, и тотчас подвинул поближе к выпивке лежащую на столе коробку с конфетами «Мишка на севере», которой вроде бы только что не было. – Видите ли, у меня сегодня знаменательный день. САМ! – произнес он с торжественной интонацией и остановился, чтобы кивком головы и движением глазных яблок куда-то в сторону потолка намекнуть на кого-то вышестоящего, а затем подобным же жестом обратить наше внимание на то, что рядом с белым телефоном соседствует реже используемый красный. – Да-с, сам лично… Звонил, хвалил наши достижения. В общем отметил. Так что по такому случаю необходимо и нам отметить. Мне бы начальников каких пригласить, а я вот вас, товарищи, выбрал, уж коли вы здесь у меня в гостях. Поближе, так сказать, к народу надо быть, почаще общаться. Так что выпьем. С коньячком-то лучше можно понять друг друга. А о делах потом, чуть позже. У нас ведь как раз собрание намечено… Вот-вот буквально через тридцать минут. Надеюсь, товарищи не откажутся обсудить ваш вопрос вне, так сказать, запланированных тем. Хотя, конечно, громадье наших планов требует соблюдения регламента. Но ничего, ничего, со всем справимся.

Через некоторое время (вот, опять «время», которого здесь нет – ну и черт с ним, пусть оно будет, пока у меня крылья не отрастут), после того как мы допили коньяк, Антон Петрович выпроводил нас покурить на улицу. Я хотел было спросить у Толи, как ему весь этот дурдом, но не успел, ибо появилась Софья Михайловна и предложила пройти с ней в зал заседаний. Там уже сидел народец. Куклы, конечно, – видимо те же, что по коридору шастали с бумажками. Только что за что-то проголосовали – никто не против, все за. В зале стояло некоторое приятное оживление, когда мы вошли. Нам указали место с краю на первом ряду. На сцене стоял стол, покрытый красной скатертью. Сидели за столом какие-то партийные начальники во главе с Антоном Петровичем. Естественно, присутствовал графин с водой, словно замполит, а вокруг – взвод граненых стаканчиков. С краю сцены отдельно был установлен маленький столик с пишущей машинкой. Софья Михайловна поднялась на сцену и тотчас заняла свое место. На заднем плане прямо посередине сцены на затылки членов президиума снисходительно смотрел сквозь прищур своих глаз В.И. Ленин, вернее его огромная гипсовая голова – раза в три большая, чем та, на которой сидел хулиган с крыльями. На такую голову нужен как минимум Толик, а не амурчик, – подумал я и представил эту картину – сидящего на голове Ленина Толю.

– Товарищи, – прервал легкий гул Антон Петрович, постучав по графину карандашом. – Тихо, товарищи. Прежде, чем мы продолжим нашу тяжелую ответственную работу, предлагаю в качестве небольшой передышки помочь разобраться в деле одного… новичка, так сказать. Прямиком прибыл товарищ сюда к нам в коммунистическое общество из развитого социализма.

Пришлось встать и повернуться к залу, а Толя даже слегка поклонился, тоже зачем-то встав.

– Итак, кто за то, чтобы включить в повестку собрания дополнительный вопрос? Прошу проголосовать.

Лес рук поднялся, и только секретарша и мы с Толей не проголосовали – нам не положено.

– Единогласно. Как поется в песне: и говорят в глаза, никто не против – все за. Ну-с, – продолжил Антон Петрович, – в чем у нас там дело? Ах да, банальная ситуация. Остановился, образно говоря, усталый красноармеец на распутье трех дорог и не может решить, куда повернуть своего коня. В общественной жизни такой проблемы нет уже давно, ибо линия нашей партии пряма, как стрела молнии. Всяческие ответвления, шараханье из стороны в сторону, так называемые альтернативные тропы заводят в тупик. Преимущество однопартийной общественной системы давно уже доказано окончательно и бесповоротно. Ведь правильной дорогой идем, товарищи?

– Правильной, правильной, – загудел зал.

– Так вот, предстоит выбрать правильный путь и товарищу э-э-э…

– Александр Константинович Маркелов, – подсказал Толя, снова привстав, и шевельнул крылом в мою сторону.

– Помню, помню. А скажите, товарищ Маркелов, к кому вы из трех особ чувствуете наибольшее притяжение?

– В том и проблема, – замялся я, снова встав со своего места, – что на этот вопрос я не умею ответить. И потом законная моя супруга., последняя. Она ведь тоже… Она еще там, и я даже не могу представить, какой она мне явится когда-нибудь… И тогда…

– Ах вот как? А чего тянуть? Может заболеванице какое-нибудь ей организуем, убийство или несчастный случай? Появится она здесь, и тогда уж будем разбираться в этом деле со всей тройкой вашей.

– Ну, это, простите, как-то неожиданно, – опешил я, насколько это возможно в этом фантомном мире. – Не хотелось бы, чтобы она из-за меня мучилась и страдала от боли и страха.

– Мучилась? О, да, вы правы, это бывает у многих. А кому-то, знаете, везет – чик, и все, даже не заметил, проснулся, а вокруг светлое коммунистическое общество. Поверьте, три женщины – это проще, чем две. А насчет скоропостижности – это мы можем посодействовать, так что особо не волнуйтесь. У нас там свои люди есть, помогут. Особенно если она член партии. На то и служим тут для народа.

– Уж очень это все серьезно. А можно ли сначала немного подумать, взвесить? – спросил я.

– Ну что ж, мы не торопим. Подумайте, взвесьте, – несколько разочарованно и задумчиво ответил Антон Петрович и как будто потерял ко мне интерес.

Я взглянул на Толю. Тот скорчил неопределенную мину и незаметным жестом намекнул, что пора делать ноги. Когда мы очутились на улице и сели ждать обратного автобуса, Толя сказал:

– Подумаешь: убить, несчастный случай, заболевание. Это и мы можем. Хоть бы что-нибудь новое толковое придумал. Нет, ты только скажи. Действительно, супругу твою мы можем перетащить к нам. Ну и…

– Что ну?

– Может этих двух забудешь?

– А они согласны на это? Будут по ночам приходить. И потом мне как-то самому хочется, что бы… Вернее не хочется… То есть, я в восторге от того, что их обеих встретил здесь.

– Ну, с тобой, парень, все ясно. Черт с ним, с автобусом. Пошли в столовую. Успеем еще домой.

Столовая для трудящихся оказалась в пяти шагах. Это было светлое и просторное помещение. Вкусно пахло. В шахматном порядке расставлены были столы, покрытые белыми скатертями, на всех столах середину занимали солонки, перечницы, салфетки в стаканчиках и небольшие букеты цветов в вазах. Я вспомнил одну столовую, в которой, будучи студентом, питался. Меж нами она называлась «Жирная вилка». Помню, там, вместо салфеток, из граненых стаканчиков торчали куски второсортной туалетной бумаги, иногда нарезка простой твердой бумаги. А однажды острым краем такой вот салфеточки я порезал себе пространство между ноздрями. Почти все столы были заняты чисто одетыми, хоть и в рабочую одежду, трудящимися, а также семьями с детьми. Дети не кривлялись и не капризничали. За прилавком, где происходила раздача различных блюд, стояла вся в белом приветливая работница столовой. Ни одного жирного пятнышка на ее халате не просматривалось. Правда она была несколько полненькой, но к таким работницам общепитов мы привыкли. Тощие на эту роль никак не подходят, а иначе это даже вызывает определенные подозрения – плохо кормят. Мы вошли как раз в тот момент, когда трудящиеся аплодировали случайно вышедшему за пределы своего кухонного царства пожилому повару, скромно несущему на своей голове высокий накрахмаленный колпак. Автор блюд, застенчиво раскланялся, скрестив руки на груди, и вернулся обратно в свой кухонный алтарь. Колпак во время поклона мог бы упасть, ан нет – не упал. За буфетной стойкой на полках и столах были расставлены дефицитные продукты и деликатесы, блюда, консервы, напитки в бутылках, даже красные раки.