Из Америки - с любовью - Андрей Уланов

Впрочем, Щербакову виднее. Если ему захотелось еще раз перекопать мусор, оглядеть шкафчики в кухоньке и проползти на карачках по полу – пусть его старается, мне-то какое дело? Всяко лучше, чем сидеть в управлении и отбивать себе пальцы о зингеровскую клавиатуру.

Придя к столь утешительному для себя заключению, я прекратил наблюдение за процессом обыска и занялся книжной полкой. К моему величайшему сожалению, среди книг покойного профессора не завалялось ни одной книжонки господина Озимова. Фон Садовиц в таком не нуждался – в отличие от меня, ибо большая часть моих химических познаний была почерпнута именно из этого научно-популярного чтива.

Я осторожно вытянул из стопки не самый толстый фолиант, раскрыл наугад и попытался вчитаться в текст.

Полный банзай. Единственное, что отличало этот текст от японского, так это то, что напечатан он был кириллицей. Отдельные слова я понимал (да и то не все), но смысл предложений доходил до меня едва ли не в одном случае из десяти. Хэйка банзай. Я положил книгу на место и вытянул другую – еще потоньше. Это был какой-то справочник. Я осторожно раскрыл его, опасаясь, что оттуда может повеять химической отравой.

К вящей славе японских богов и моему счастью, автор этого справочника по литературному стилю находился куда ближе к господину Озимову, чем предыдущий. То ли он допускал возможность, что его книгу будут читать люди, не имеющие ученой степени, то ли просто с чувством юмора у него было получше. Первую страницу я прочитал без особых усилий, а вторую – даже с интересом. Особенно мне понравилась следующая фраза: «При увеличении энергии бомбардирующих ионов химические реакции в веществе мишени уступают место ядерным, подобно тому, как переход от пулеметного обстрела к артиллерийскому вызывает смену активной обороны разрушением оборонительных позиций».

– Нашли что-нибудь интересное, Андрей? – спросил Щербаков, поднимаясь с колен и отряхивая брюки.

Я с сожалением закрыл книгу и положил ее на место. Надо будет постараться запомнить фамилию автора и как-нибудь почитать на досуге.

– Нашел, но не относящееся к делу. А вы?

– А у меня результаты более интересные. Я внимательно осмотрел место преступления и пришел к некоторым, хм-м… – Господин тайный агент нервически потер руки. Мне заранее показалось, что находка ему не понравилась. – Как, по-вашему мнению, произошло убийство?

– Да мне как-то рано еще судить об этом, – попытался я отговориться. – Опыта мало…

– А по мнению ваших коллег? – напирал Щербаков. Я пожал плечами.

– Элементарно. Профессор открыл дверь, получил три пули из «беретты» в упор, после чего господа грабители – или грабитель, в этом вопросе ясности нет, – спокойно перешагнули через его остывающий труп и занялись тем, за чем пришли.

– Действительно элементарно, – усмехнулся Щербаков. – Так вот, Андрей, на самом деле преступника, или преступницу, – в этом вопросе, как вы говорите, ясности нет, но скорее всего это был все-таки мужчина, – профессор пригласил пройти внутрь. Следовательно, это был либо знакомый профессора, либо кто-то, представившийся соответствующим образом. Некоторое время они спокойно разговаривали, пили чай, а потом гость собрался уходить. – Щербаков сделал паузу. – Или профессор попросил его удалиться. И даже проводил до дверей, чтобы проследить за быстрым уходом «гостя». Вот тут-то «гость» и достал пистолет.

Если бы Щербаков просто обрушил мне на голову книжную полку профессора со всем ее содержимым, шок был бы куда меньшим.

– Как вы это узнали? – шепотом спросил я. Похоже, голос у меня всю жизнь будет садиться от волнения. В юношестве я полагал, что это возрастное, – видимо, напрасно.

– А вы подумайте сами, Андрей, – посоветовал Щербаков не без иронии. – Если не догадаетесь, я вам потом объясню. И можете взять на заметку – наш убийца выше профессора на добрых четыре вершка. Пойдемте.

Он распахнул дверь. А я – сыщик, называется – так и застыл с раззявленным ртом.

– Опергруппа – на выезд!

С грохотом ссыпаясь по лестнице и устраиваясь в фургончике, я не переставал поминать про себя всяческими недобрыми словами ту светлую голову из отдела распределения, которая из всех возможных мест стажировки умудрилась заткнуть меня именно в отдел быстрого реагирования. Другие стажеры будут глотать архивную пыль, подносить матерым сыщикам чай и кофе и дико завидовать Анджею Заброцкому, который с воем рассекает город на полицейской машине и имеет возможность стрелять по живым мишеням. А я дико завидовал им.

Японский городовой! Да если бы я хотел пострелять, так я бы и остался в егерях. Мне сыскной опыт нужен, сыскной! Так нет же! Хотя, с другой стороны, с точки зрения начальства, все как раз довольно логично. Место для стажера в Лодзенском управлении выделили? Выделили. Ехать туда кому-то надо? Надо. А кто из юрфаковцев лучше подходит для «отряда скорой помощи», чем бывший сибирский егерь? У нас же полкурса – это будущие светила адвокатуры. Их не то что под пули подставлять нельзя, им оружие в руки давать опасно. И для них, и для окружающих.

Я скосил глаза. Под передним сиденьем, противно поскрипывая на поворотах, чернела груда пластиковых мешков. Для трупов. Ихних – если они попробуют схватиться за оружие, или наших – если мы окажемся хоть самую малость менее ловкими, быстрыми и везучими, чем они. Кто бы ни были эти «они».

Въезжая в предместье, водитель фургончика выключил сирену и сбавил ход. Мы осторожно проехали еще пару улиц и затормозили около потрепанной серой «Вятки», на которой только что надписи не было «Служебная».

Стоящий рядом с авто плотный мужик в свитере подошел к нам.

– Опергруппа? Это мы вызывали. Я из отдела по…

– Знаю, – отмахнулся Кшиштоф. – Ты дело говори: где, кто, сколько?

– На Кривой улице, – принялся рассказывать полицейский в свитере. – Двухэтажный деревянный дом. Квартира на первом этаже в конце коридора. Трое или четверо, все вооружены.

– Ясно. – Кшиштоф распахнул дверь и явил все свои два метра на свет божий. – Стефан, возьмешь ружье и проследишь за окном. Остальные – за мной.

Стефан, или, как его уважительно именуют все, кроме Кшиштофа, пан Ставицкий, извлек из фургона укороченный двухствольный штуцер. Убойнейшая штука. А он еще снаряжает его особыми пулями – «экспресс» и тому подобное. Один мой знакомый охотник такой пулей медведя наповал уложил. Одной. Что такая штучка с человеком проделать может – думать неприятно.

– Трещотки кто брать будет? – осведомился Ставицкий, захлопывая дверцу.

Вопрос был явно риторический. Не любят почему-то в лодзенском отделе автоматы. В Варшаве наоборот – вовсю ими пользуются. Мы как-то приехали на одно задержание, естественно, когда уже все кончилось и даже трупы увезли, так там гильз сударевских было что в тайге шишек.

– Вот здесь, – шепотом произнес полицейский, – эта дверь.