Земля обетованная - Андре Моруа

Чуть позже, столкнувшись с Сибиллой, которая, как подобает хозяйке дома, непринужденно переходила от группы к группе, Клод сказал ей:

– Сиб, я должен вас поблагодарить. Вы познакомили меня с такой приятной собеседницей.

– Кто, я?.. Ах да, вы, верно, имеете в виду мою кузину Клер? Она и вправду вам понравилась? Не слишком ли от нее несет Сарразаком?

– Вовсе нет. Она очень своеобразна и остроумна.

– Ну, значит, ей повезло, – ответила Сибилла, – потому что мой дядюшка Рауль – настоящий провинциальный медведь. И если его дочь, юная медведица, действительно мила, тем лучше. А где же вы ее оставили?

– Она танцует с младшим Лакуром.

– Черт возьми, да эта медведица выбирает самых красивых молодых людей!

Наконец Клер вернулась на место, рядом с Параном.

– А как же Лакур? – спросил он.

– Глуп и неловок, – отрезала Клер, беспокойно оглядывая смятые кружева своего корсажа.

Блистательный Лакур рассказывал девушке об Отейе, о Лоншане, о делах своего отца и посвящал ее в сплетни о светских парах, о которых она знать не знала. Она была шокирована тем, как беззаботно он перечислял адюльтеры, отзываясь о них словно о естественных, общепринятых связях. И теперь была счастлива снова увидеть Клода Парана, с которым у нее, по крайней мере, были общие друзья – Гамлет, Британик,[34]Фортунио.[35]

– А вы строги! – заметил Клод.

– Нет, просто я считаю, что жизнь коротка и нужно наполнять содержанием каждый ее миг. Особенно это касается сейчас меня: я скоро вернусь в свою деревенскую глушь и поэтому должна насладиться каждой минутой, проведенной в Париже. А глупая болтовня этого самодовольного денди меня только раздражала. Пожалуйста, скажите мне что-нибудь значительное!

– Ну, я, например, могу вам сказать, что вы самое очаровательное создание, какое я видел в своей жизни. Это значительно?

– Было бы значительно, если бы это была правда, но…

Чей-то голос позади них сказал:

– Какая же здесь скучища! Может, пойдем в другое место, повеселее?

Они обернулись: это был красавчик Лакур. Клер и Клод обменялись понимающей улыбкой.

Клер имела удовольствие еще раз повидать Клода Парана в день свадьбы в церкви Сент-Огюстен. Церемония венчания буквально околдовала девушку. Этому способствовало все: красота органной музыки, хор, мягкий полусвет, цветы, свадебный гимн, который слаженно пропели двенадцать девушек в одинаковых розовых платьях, благородная простота напутствий священника и торжественный стук алебарды швейцарского гвардейца, возглавлявшего шествие к алтарю.

После венчания и праздничного обеда Клер проводила Сибиллу домой. Дорожный костюм кузины, уже приготовленный для свадебного путешествия, был подлинным шедевром. И Клер, не без тайного беспокойства, вдруг открыла в себе жажду роскоши и счастья. Клод Паран тоже зашел к Сибилле, чтобы попрощаться с Клер.

– Вы признались, что пишете стихи, – сказал он. – Пришлете их мне?

– Не знаю, – ответила она. – Если мама позволит…

– Если мама позволит!.. Да вы просто прелесть! Как мне хотелось бы задержать вас в Париже для себя одного. Вы просто уникальны!

«Что он хотел этим сказать?» – думала Клер, возвращаясь домой.

Похоже, ему было приятно ее общество, раз он последовал за ней к Форжо, хотя вполне мог исчезнуть сразу после мессы.

– Ах, мисс Бринкер! – воскликнула Клер, оставшись наедине со своей воспитательницей. – Мне бы хотелось, чтобы и у меня когда-нибудь была такая роскошная свадьба, как у Сибиллы.

Мисс Бринкер с брезгливой гримасой сорвала с рук перчатки и гневно вскричала, забыв о своей обычной сдержанности:

– Как вы можете говорить такое, моя дорогая?! Неужто вы не понимаете, что вся эта церемония, музыка, фимиам, белые цветы – всего лишь завеса, скрывающая мерзкий последующий акт?! Подумайте об ужасной сцене, которая произойдет нынче вечером, подумайте о своей кузине, беззащитной жертве, отданной во власть этого человека! Разве вы не знаете, что такое свадебная ночь? Разве не представляете, как это унизительно – раздеться на глазах у мужчины? И лежать перед ним совершенно голой, отданной ему на растерзание… О, какой ужас, какой ужас!

Клер с легкой жалостью поглядывала на мисс Бринкер, расстегивая свое розовое платье.

После проведенного в Париже месяца и опьяняющего удовольствия пленять сердца, Сарразак показался Клер убогим и тусклым. Представления о жизни, которые сформировались здесь у Клер, теперь выглядели наивными и ложными. Она осознала, какое бесконечно малое место занимают ее родители в общем миропорядке. Дядя Шарль и Сибилла стояли в гораздо более завидном ряду, но и они были всего лишь скромными пешками в игре, чьи главные фигуры находились где-то в заоблачных высях. А сможет ли она, Клер Форжо, выиграть главную партию своей жизни? Она часами смотрелась в зеркало, с холодным беспристрастием изучая свое лицо. То, что она способна привлечь внимание некоторых мужчин, не вызывало у нее сомнения. Но удастся ли ей одержать победу над героем, достойным ее грез, который вырвал бы ее из этого чудовищного убожества? И если это не удастся, к каким иным средствам ей придется прибегнуть? Клер со снисходительной и чуточку презрительной насмешкой вспоминала строчку из своего детства: «Я хотела бы стать святой, королевой иль куртизанкой»…

Королевой? Но для этого пришлось бы соблазнить какого-нибудь короля, и, хотя Клер понимала слово «соблазнить» чисто символически, она не знала, выпадет ли ей в жизни такой шанс. Куртизанкой? Теперь она понимала, что это значит, а разговоры, услышанные в Париже, привели ее к заключению, что многие женщины, слывущие «порядочными», на самом деле и были куртизанками.

«Сама Клитемнестра не задумываясь продала бы меня, если бы сумела, – думала Клер. – Притом очень дорого… Законным образом… С помощью церкви… Но обязательно продала бы. И Агамемнон сказал бы с милой довольной улыбкой: „Кажется, подул благоприятный ветер, который принес черепицу на мою кровлю“. И Калхас совершил бы свадебную церемонию. Очень красивую церемонию. И швейцарский гвардеец торжественно прошел бы по нефу, стуча алебардой по плитам. Да, это был бы весьма торжественный и благопристойный рынок. А вечером, как говорила мисс Бринкер, мне пришлось бы лежать голой, сдавшись на милость покупателя. Но молодой девушке не пристало говорить о таких вещах и даже думать о них. Сама мисс Бринкер высказала это в приступе истерии. Так уж устроен мир…»

Оставалось одно – стать святой. Клер была верующей католичкой и соблюдала все церковные обряды, хотя и не очень усердно, в чем и упрекала себя. Она еще не отказалась от мысли о чистой, нежной, неземной любви, такой нежной и непорочной, какая соединяла рыцаря и даму – Возлежащих на могильной плите. И ей часто доводилось писать об этом стихи для себя самой, в своей красной тетради: