Равноденствие - Даха Тараторина

– Я, – я замялся, не зная, что ответить, покраснел, кажется, до кончиков пальцев ног, смущённо отшатнулся от комнаты Вирке. – Я хотел зайти, а она там… Я не специально!

– Не смущайся, мальчик мой, – лорд Агро присел передо мной на корточки, становясь одного роста, взъерошил едва прикрывающие уши волосы. – Рано или поздно ты бы всё равно начал интересоваться женщинами. Хотя, признаться, я надеялся, что приглашённые мной очаровательные дамы скорее привлекут твоё внимание.

Дамы в замке действительно обитали. Я никак не мог взять в толк, откуда и зачем они взялись. И уж точно не понимал, почему так вьются вокруг меня и всё пытаются заглянуть пожелать спокойной ночи. Выпроваживать их с каждым вечером становилось всё сложнее.

– Я не хотел ничего дурного…

Позорище! Тоже мне, будущий лорд! Пойман подглядывающим за собственной сестрой во время шумной примерки нового платья. И кем? Родным отцом! Лучше бы дал подзатыльник, накричал, да хоть высек! Только бы не смотрел так сочувствующе, как на нездорового. Хотя…

А разве я здоров?

– Идём. Нам пора поговорить.

Отец мягко, но твёрдо сжал моё плечо. Вот и сбылись мечты об исцеляющей порке.

– Библиотека?

Я ожидал чего угодно: подвала, пыточной камеры, чулана, где меня заперли бы до скончания веков… Но библиотека? Наказание книгами весьма сомнительно: читать я всегда любил.

Он не ответил. Невразумительно бормоча под нос, перетаскивал лестницу с места на место, чтобы добраться до самых дальних полок, выуживал огромные рассохшиеся фолианты, свитки, которым стоило рассыпаться на части ещё до моего рождения, записки…

Наконец колонна бумаг оказалась на столе, способном выдержать рыцаря в полном доспехе. А может, и на коне.

Господин Ноктис де Сол развернул передо мной толстый лист пожелтевшего пергамента, покрытый столь изящным рисунком, что казалось, раскинувшееся на нём дерево встрепенётся от ветра, зашелестит листьями и протянет тонкие ветви навстречу склонившемуся юнцу.

– Что ты видишь?

Странный вопрос.

– Стол. Пергамент. Рисунки, – начал перечислять я.

– Ох, тебе явно суждено стать отменный воином, – прыснул отец и уточнил: – Что ты видишь на рисунке?

– Дерево. Это древо жизни, так?

– Возможно. Продолжай.

– Дерево отмечает праздники колеса года: Йоль, Имболк, Остара12… А это что? – я ткнул пальцем в нечто, напоминающее кокон, запутавшийся в ветвях между Имболком и Белтейном и поскорее убрал руку. Ещё испорчу древнюю ценность.

– А ты подумай.

Не самая любимая часть, но я постарался.

– Этот – весной, так? А второй такой же между Ламмасом и Самайном. Осенью. Это же Равноденствие!

– Всё верно, сынок, только впредь не стоит произносить это слово так громко. А теперь посмотри сюда.

Другой свиток, кажется, ещё более старый, но на удивление прочный, полотном накрыл кипу книг. Дерево, колесо года, праздники – всё повторяло предыдущий рисунок, кроме одного: коконы, что лишь отмечали значимые дни на первом рисунке, здесь превратились в лопнувшие почки; и в них, поджав под себя колени, блаженно улыбаясь, в окружении золотого и серебряного света спали… дети!

Девочка и мальчик. Не младенцы, но ещё не взрослые. Отличающиеся в мелочах, но совершенно одинаковые.

– Люди? Откуда здесь люди?

– Ты мне скажи, – хозяин замка устроился на стуле, задрал ноги, приготовившись долго ждать.

– Понятия не имею!

– Даже не пытайся. Я тебя, между прочим, за непотребством поймал. Не выпущу, пока как следует не напряжёшься, – мужчина явно забавлялся, но настроился решительно. Пришлось размышлять.

– Это не боги. И не символика, – наморщил лоб я, – тогда людей нарисовали бы у каждого праздника. Это какое-то воплощение равноденствия? – на всякий случай я понизил голос.

Ещё не старый лорд посерьёзнел, нехотя поднялся с удобного сидения и положил тяжёлую десницу13 на моё плечо.

– Это не воплощение, сынок. Эти двое – и есть Равноденствие. Они не люди, хотя всегда ими являлись; они не боги, хотя по силе способны сравниться с ними; и уж точно они не ведьмы, не колдуны, хотя умеют всё то же, что и они. И даже больше. Они рождаются… Нет, они вырастают из чистой Силы. Очень редко. И когда-то мирно жили рядом с нами: поддерживали баланс, крутили колесо года…

– Как?

– Как, – отец почесал в затылке и выщелкнул грязь из-под ногтей, как какой-нибудь привратник, – а гоблин их разберёт! Как-то поддерживали. Самим своим существованием, наверное.

– А почему они больше не живут среди нас?

Отец никак не мог устоять на месте, всё пытался облокотиться на спинку стула, присесть на стол, обнять меня… Не хотел говорить что-то? Оттягивал неизбежное?

– Наверное, потому что мы неправильно себя ведём. Или потому что отец нашего Вальдинга постарался истребить всех, у кого нашёлся дар, если они отказывались ему служить. А может, они рождаются, как и прежде. Просто мы этого не знаем.

– Они избранные, да? – я читал истории о героях. Сильных, смелых, жертвующих всем ради долга. Наверное, эти Равноденствие тоже герои.

Лорд Агро оправил сыну камзол, вырвал выбившуюся из шва нитку.

– Не думаю. Они просто… Просто хотят стать счастливыми. Наверное. Но, видишь ли, Белен, они могут… Должны. Обязаны быть вместе.

– Потому что они родня?

– Потому что они – единое целое. И один без другого зачахнет, потеряет себя, никогда не сможет стать счастливым, даже если будет очень пытаться полюбить кого-то другого, – подтянутый мужчина внезапно показался невероятно уставшим и старым. Таким, словно сам слишком долго пытался казаться кем-то, кто ему неприятен.

Я выхватил резанувшее по ушам слово:

– «Полюбить»? Но они же одинаковые! Как брат с сестрой! Как мы с Вирке!

– Вот именно, – постаревший лорд обнял меня болезненным тягостным движением, – точно как вы с Вирке.

– Папа?