Малышкина и Карлос. Магические врата - Андрей Денисов

– Корочка, смотри! – радостно воскликнул Малышкин. – Вон Алиса!

Корделия нервно повернулась в его сторону:

– Где?

– Да вон же, слева, на той стороне кольца! Надо остановить машину! – Малышкин так разволновался, что задрожали руки.

– Опоздаем на эфир! – одернула Корделия. – Наверное, домой идет. Слава богу, что жива и здорова.

Было позднее утро, но профессор Серебряков все еще спал на своем старинном диване под клетчатым шотландским пледом. Накануне ночью он лег очень поздно, поскольку раскопал в Интернете такую отличную статью про друидов, что не смог оторваться, пока не дочитал до конца. Теперь ему снилось, что он читает студентам лекцию о принципах управления атмосферными явлениями, которые широко применялись друидами для улучшения видов на урожай или перевода погоды в режим серого ненастья, то есть магического сумрака, или для психического давления на противников.

И вот когда он во всеуслышание объявил, что, с одной стороны, вокруг друидов накопилось столько легенд и сказок, что практически невозможно отделить вымысел от фактов и научных данных, но, с другой стороны, легенды, как и предрассудки, – это обломки древней правды и они всегда имеют под собой более чем твердое основание… Именно в этот момент его разбудил телефонный звонок.

– Слушаю, – сказал профессор в трубку хрипловатым со сна голосом, – здравствуйте дорогая баба Ванда! Конечно! Интересует ли меня Брюс? Еще бы! В любое время дня и ночи готов бежать сломя голову куда угодно! Где? В сквере на Сухаревке? Когда? – Серебряков посмотрел на часы. – Буду через двадцать минут…

Дело шло к полудню. Алиса, Юля, баба Ванда и Швыров уже больше получаса слонялись по скверику на Сухаревской площади, но профессор задерживался. Грызлов, со свойственной собакам и домовым непосредственностью, развалился прямо на зеленой траве газона. Он лежал на спине, закинув заднюю лапу на лапу, и покусывал крупными белыми зубами стебелек сорванного здесь же цветка.

– Эх, – вздохнула баба Ванда, устраиваясь на лавочке, – красота-то здесь какая! Башня как лебедь белая плывет.

Алиса и Юля завертели головами, оглядываясь вокруг, но ничего достойного внимания не увидели. Поэтому они с недоумением уставились друг на друга.

– Да не видят они ничего! – пренебрежительно хмыкнул Грызлов. – Не доросли пока…

Между тем было понятно, что у Швыра таких проблем не наблюдается. Он явно видел вместо проезжей части Садового кольца что-то высокое, потому что стоял, задрав голову в желтой бейсболке, и внимательно разглядывал нечто в пространстве перед собой.

– Неужели и правда не видите? – спросил он девочек. – Вон белые картуши на красных стенах, два крыла и башня посередине. Похоже чем-то на высотку на площади Восстания.

Грызлов потянул Алису за подол юбочки, и она нагнулась к нему.

– Помнишь, как в подвале занавес магический руками развела? Делай так же!

Объяснив Юле, что надо делать, Алиса крепко зажмурилась и захотела увидеть… Когда она открыла глаза, то ахнула от удивления – кругом расстилался совершенно другой пейзаж. Юля тоже смогла его разглядеть, правда чуть хуже, чем Алиса, ведь она это проделывала впервые.

Садовое кольцо изменилось до неузнаваемости, никаких машин и асфальта не было в помине, каменные дома тоже исчезли. На их месте появились покрытые рощицами и кустами зеленые пригорки. Между ними бежали ручейки и речки с прозрачной чистой водой. Совсем недалеко раскинулась на холме живописная стрелецкая слобода с маленькими рублеными домами в окружении садов и огородов.

Сухарева башня стояла на пересечении Садового кольца со Сретенкой. Вернее, не Садового кольца, а расположенного на его месте Скородома, земляного вала с остатками деревянной крепостной стены. В нижней части башни виднелись большие деревянные ворота, укрепленные коваными полосами железа, по обе стороны от ворот были видны караульни, выше были палаты, окруженные крытой галереей, над галереей словно парили большие часы. Все окна обрамлял белокаменный узор.

– Очень красиво! – Алиса внимательно присмотрелась. – А что это за птицы, там, над башней?

– Ты что? – Шныров удивленно уставился на Алису. – Какие птицы? Это же нечисть над башней вьется, приглядись получше, разуй глаза.

Алиса и Юля напрягли зрение так, что прослезились.

– Точно! – воскликнула Алиса, толкая Юлю в бок локтем. – Похоже на стаю прозрачных летучих мышей!

– Ужас, – охотно согласилась Юля. – Я этих летучих мышей больше крыс боюсь. Крысы по крайней мере не летают и не спикируют тебе на голову, когда ты этого меньше всего ждешь!

Все были так заняты разглядыванием башни, что не заметили, как к ним подошел профессор Серебряков. Он галантно раскланялся с девочками, пожал руку Шныру и отпустил комплимент ворожее:

– Вы как всегда обворожительны, Ванда.

Та зарделась от удовольствия:

– Скажете тоже…

Серебряков наклонился к Грызлову и попытался потрепать его по загривку, но тот отскочил в сторону и попросил без разрешения не нарушать его приватность. Серебряков замер на месте с открытым от удивления ртом. Пришлось Алисе пускаться в объяснения и рассказывать Серебрякову историю Грызлова, после чего профессор почтительно пожал домовому здоровую руку.

– Э-э-э, простите, вы так похожи на скотч-терьера с портрета Якова Брюса, который висит у меня в кабинете… Это не случайность? Ах, это ваша прабабушка? Тем более приятно познакомиться…

Грызлов вдруг запустил пальцы в густую черную шерсть на голове и принялся рвать на себе волосы, как трагический актер на сцене провинциального театра. При этом он похожим на рэп речитативом информировал присутствующих, что дни его сочтены и до прабабкиных лет ему дожить не суждено.

– Что такое? – спросила его баба Ванда. – Откуда такая уверенность?

Вместо ответа домовой показал ей на свой длинный, на вид совершенно кошачий хвост.

– Пропадаю я! Процесс с хвоста пошел… – И он горько заплакал, размазывая по щекам слезы маленькими, покрытыми черной шерстью руками.

В телестудии сегодня выдался особенно напряженный, суматошный и богатый событиями день. Редакторы, режиссеры и вся телевизионная братия сбились с ног, клавиатуры буквально дымились под летающими над ними пальцами корреспондентов. Репортеры чуть ли не одновременно брали по три интервью, причем в разных местах огромного мегаполиса. Короче, совершали информационные подвиги и творили чудеса профессионализма.

Малышкин устал неимоверно. Вернувшись в телецентр, он без сил рухнул в свое вращающееся кресло и пустым взором уставился в монитор компьютера. На нем, лениво шевеля плавниками, плыли мимо едва заметного крючка разноцветные рыбки. Время от времени одна из них заглатывала наживку и пропадала с экрана.

В эту минуту Малышкину больше всего на свете хотелось снять ботинки и выпить чашку хорошего чая, а не эту бурду из синтетических кофейных опилок, которой они угощались на студии. К тому же ему не нравилось то непривычное для него возбужденное, даже раздраженное состояние, в котором он по непонятной причине пребывал последнее время. А ведь он так гордился своей уравновешенностью и умением владеть собой.