Голоса советских окраин. Жизнь южных мигрантов в Ленинграде и Москве - Джефф Сахадео

1970-х и 1980-х гг. Привлекательность Ленинграда и Москвы росла, и столицы стали основными пунктами назначения для краткосрочной, сезонной или долгосрочной мобильности граждан.

В 1980-е гг. активизировались дискуссии о том, как поступить с растущим населением южных республик, которые до сих пор получали малую долю общегосударственных инвестиций. В 1990 г. советский демограф В. И. Переведенцев согласился с таджикскими экономистами, что быстрый рост населения на Кавказе и в Средней Азии обеспечил модернизирующийся стране «большой демографический потенциал»[201]. Он полагал, что лучше всего использовать этот потенциал для индустриализации южных и особенно среднеазиатских городов, поскольку население пока еще «отсталых» регионов менее склонно к тому, чтобы уезжать далеко от дома. При этом он указал, что в регионах сохранилась проблема доминирования людей из европейской части страны[202]. В тех условиях переехать во Фрунзе или в Ташкент, а уж тем более в Ленинград или Москву можно было только при сильном личном желании человека. Наследие российского господства сумело пережить короткую кампанию Хрущева, направленную на то, чтобы превзойти Запад в освоении вышедших из-под имперской колонизации земель на территории СССР. Негибкость политики и экономическое неравенство регионов подготовили почву для того, что в позднем СССР у народов Кавказа и Средней Азии стратегии мобильности будут связаны с достижением успеха.

Трудности с пропиской

Мигранты, прибывающие в Ленинград и Москву, сталкивались с непростыми требованиями при получении прописки. Даже когда в 1950-х и 1960-х гг. зона действия прописки расширилась, создав «архипелаги привилегий» в более чем ста городах, в представлении советских граждан регистрация по месту жительства в первую очередь ассоциировалась с двумя столицами – самыми желанными домами в СССР[203]. Если граждане СССР негодовали из-за запутанных правил получения прописки и избирательного правоприменения, на Западе возникали конфликты из-за миграции через государственные границы, когда подавляющее большинство стремилось попасть в крупные города[204]. К 1970-м гг. споры об эффективности прописки затерялись среди других, более широких дискуссий: как применить и куда направить неиспользованный резерв рабочей силы с периферии СССР. И пока государство не решалось продиктовать выбор своим гражданам, мигранты искали и находили способы обернуть правила системы в свою пользу или же обойти их.

В 1970-е гг. – как раз в то время, когда обострились споры об избыточной рабочей силе на Юге СССР, появились сведения о значительном снижении рождаемости, а также о старении населения в Москве. К 1975 г. ежегодный прирост населения составлял 1,4 % и был примерно вдвое меньше общесоюзного городского показателя[205]. С 1971 по 1984 г. ежегодный прирост составлял 50 тыс. граждан, но из них лишь 15 тыс. от «естественного» прироста, остальные же 35 тыс. приходились на миграцию[206]. Ленинградские экономисты также подсчитали, что 70 % прироста городского населения приходится на миграцию[207]. По показателям темпов роста населения две советские столицы уступали крупным европейским и североамериканским городам. Еще в 1971 г. Управление по использованию трудовых ресурсов Мосгорисполкома утверждало, что демографические показатели сказываются на имеющейся рабочей силе. Данная проблема усугублялась тем фактом, что навыки местного населения часто не соответствовали имеющимся вакансиям[208]. Советские демографы утверждали, что система прописки обречена на провал. В 1980 г. Татьяна Федотовская отмечала, что даже в случае успеха усилий по повышению уровня рождаемости в Москве – решения, которое предлагали городские чиновники, – потребуются десятилетия, чтобы добиться какого-либо эффекта. Миграция представлялась единственным краткосрочным и среднесрочным решением, позволяющим заполнить вакансии в нескольких секторах экономики[209]. Переведенцев сообщал, что численность населения за пределами московской зоны прописки росла в два раза быстрее, чем в черте города. Советская плановая система, как он утверждал, была в состоянии избежать существенных ошибок западных экономик, не вызвав «маятниковую миграцию» (как ее назвали в СССР), когда люди из-за высоких затрат на проживание в городе, вынуждены были покинуть мегаполисы и тратить долгие часы на дорогу на работу и обратно[210]. Городская система планирования – или ее отсутствие – часто подвергалась критике[211]. Б. С. Хорев утверждал, что даже спустя десятилетие после того как Управление по использованию трудовых ресурсов заявило о проблеме нехватки рабочих в Москве, не было предпринято никаких попыток провести стратегические исследования, чтобы решить данную проблему ни на тот момент, ни в перспективе[212]. Проблему растущей нехватки рабочей силы в крупных городах СССР, особенно в Ленинграде и Москве, решали не действиями, а обсуждением того, не следует ли сосредоточиться на «политике регулирования» – так на советском языке обозначали предложение ослабить требования системы прописки, чтобы рабочая сила более свободно могла прибывать в города[213].

Советские механизмы планирования изо всех сил пытались сбалансировать контроль за миграцией и за поведением граждан в целом с экономическим ростом и развитием страны. Хотя государство трубило о своей способности рационально распределять и направлять рабочих через систему оргнабора, эта система не предполагала принудительного обучения или распределения на выделенные рабочие места. Рабочие имели значительную свободу в выборе места работы, в зависимости от образования, навыков и наличия вакансий. Советские лидеры опасались, что плановые назначения рабочих могут привести к их неудовлетворенности, а это подорвет моральный дух и приведет к снижению качества продукции[214]. Так что советские граждане были вправе самостоятельно делать выбор в вопросе работы. Несмотря на то, что система прописки несколько ограничила движение в «режимные зоны», было ясно, как отмечал Дэвид Ширер (и как становится понятно из нашей книги), что «целеустремленные люди могли относительно легко обойти законы о паспортах и регистрации, если они хотели это сделать»[215]. Решения мигрантов сыграли определяющую роль в формировании Ленинграда и Москвы как «визитных карточек» СССР. «Политика регулирования», или ослабление правил системы прописки, за которое выступали советские демографы, произошло, пусть даже неофициально и без отображения в официальных заявлениях или статистике. В 1970-х и 1980-х гг. подобное ослабление поспособствовало увеличению миграционных потоков с южных окраин. Демографы знали не только об уровне рождаемости и экономическом росте, но и о значительной роли миграции в жизни «двух столиц».

Некоторые целеустремленные люди просто приезжали в Ленинград и Москву, хватаясь за любую возможность, которую только могли найти. В середине 1960-х гг. Нарынбек Темиркулов, оставив семью и друзей в Кыргызстане, приехал в Москву через пару недель после окончания армейской службы. Сначала он ночевал на вокзале, позже встретился с армейским приятелем, надеясь, что тот приютит его у себя дома и поможет найти работу[216]. Как и западный исследователь Сесиль Дж. Хьюстон во время своих поездок в Москву в 1970-е гг., он видел многочисленные расклеенные на уличных досках