След на золотом песке - Артем Черкизов

Ничто не соединяло поселок с так называемым большим миром, откуда пришли сюда жить люди. Ни почты, ни транспорта не было. Они были запрещены, как курево, спиртное, азартные игры, веселье.

— Бог любит тишину, — говорил всем отец Александр в своей небольшой деревянной церквушке. — Там, — он показывал рукой в сторону, где находился в двухстах километрах город, — вы покинули нищету, голод, несправедливость, страх перед завтрашним днем, поэтому вам больше незачем поддерживать с тем миром какие-либо отношения. Ваша жизнь, жизнь ваших детей, ваше будущее — тут!

Многие из тех, кто селился здесь, не имели за душой ничего, кроме разве что хронического алкоголизма да слабой надежды на то, что они снова смогут стать людьми. И они становились ими. Отец Александр умел подчинить себе их волю. Они начисто забывали угарные похмелочные дни и думали о водке как о самом страшном зле. Он принимал всех — и нищих, и имущих. Да, да, были тут и такие, что имели и машины, и квартиры, и деньги. Все шло в общий котел. Здесь ни машины, ни деньги нужны не были, тут некуда было ездить, негде было тратить. Все нужное привозили люди отца Александра. Постепенно поселенцы начинали считать его своим благодетелем и спасителем.

* * *

Демкин год подрабатывал наводчиком у крутых парней. Основным местом работы у него было милицейское отделение при железной дороге, где он числился сотрудником и где ему выдали форму и табельное оружие, но платили там мало и жить на эти гроши было трудно. Еще одному куда ни шло, но когда он познакомился с такой кралей, как Натали, бабки стали необходимы. Она, узнав, где он работает, скривилась, словно проглотила лимон, но потом повела полным плечиком и сказала:

— Впрочем, не работа человека характеризует, а то, сколько он зарабатывает. Какое мне дело, где ты работаешь? Если сможешь меня содержать, пожалуйста, я твоя. Не будет денег — попрощаемся. Я девушка красивая и молодая, меня другой кто-нибудь полюбит.

В первый же вечер с ней он просадил все, что получил только накануне, то есть всю месячную зарплату, и понял, что в лепешку расшибется, а бабки достанет. Хотя бы еще на вечерок и на ночь с Натали. Она подействовала на него словно сильный наркотик, от которого он поймал настоящий кайф, неведомый ему до сих пор.

Денег он не достал, не грабить же идти! Взаймы не у кого было брать. Все кого он знал перебивались от зарплаты до зарплаты, как он. Встретившись с Натали, он мрачно сообщил ей, что денег у него больше нет. Это сообщение почему-то вызвало у девушки смех.

— Не вижу ничего смешного, — буркнул он.

— Кроме того, что я девушка красивая, — сообщила она ему, — я еще умная и упрямая. Ты мне нравишься, я не собираюсь просто так от тебя отказываться. Хочешь, я познакомлю тебя с ребятами, которые знают, как зарабатывать хорошие деньги?

Демкин сразу же почувствовал подвох, запахло криминалом. Натали в это время раздевалась, собираясь заняться с ним любовью. Она была уверена на все сто, что он ухватится за ее предложение. Демкин проглотил скопившуюся слюну и согласился.

— Познакомиться можно.

А сам подумал, что и отказаться тоже можно всегда.

— Вот и молодец, — проворковала Натали уже из-под одеяла. — Иди ко мне, нищенький, я тебя пожалею, а ты потом со мной рассчитаешься.

Ребята от него много не требовали, никого не надо было грабить или убивать.

— Твое дело проверить документы, кто куда и откуда едет, что делал в городе, запомнить вагон, осмотреть багаж. И потом нам сообщить. И все дела. Ты все равно то же самое делаешь по долгу службы, но бесплатно. А мы тебе за это будем платить.

Действительно, он не раз делал такие проверки подозрительных личностей на вокзале, иногда в поезде, на электричках. «Да черт с ним, — думал он, — что я, сам, что ли, буду их трясти? Да и кто узнает, что сообщил информацию именно я? Недоказуемо. Я же не в письменном виде буду докладывать».

В основном трясли они людей с Кавказа, которые торговали на местном рынке. Деньги у тех водились. Потом Демкину пришлось пару раз по просьбе своих работодателей вывести из вагона нужного человека в тамбур. А там уже с ним разбирались.

В этот день он слонялся во время своего дежурства по перрону, был в свободном поиске. Конкретных просьб от ребят осмотреть багаж того или иного пассажира у него не было. А бабки были нужны. Натали была ненасытна в деньгах, а он никак не мог насытиться ее телом. Пару раз проверил кавказцев, но они, по всей видимости, были пустыми. Из чисто служебного рвения отправил в отделение пару проезжих бомжей, и тут его что-то остановило. Он притормозил, потер лоб, оглянулся. По перрону семенила старушенция — божий одуванчик, скромненькая, с узелочком, спешила на поезд, который вскоре должен был отправиться в столицу.

«Что-то мне эта старушка знакома, — подумал он. — Я ведь ее уже второй или третий раз вижу». И он вспомнил, почему она осталась в его памяти. Как-то раз при посадке эта старушенция никак не могла успеть к своему вагону, перрон был заполнен студентами, которые ехали куда-то чего-то строить. И вот тогда старушенция заголосила, что ей надо обязательно сесть в поезд, что у нее это, может, последняя возможность внуков повидать перед смертью, что она больна и так далее. Короче, студенты ее чуть не на руках в вагон внесли. А Демкин как раз в тот день тоже дежурил. И запомнил. И вот опять эта старушенция на столичный семенит, не умерла, значит, силы еще есть.

«Интересно, чего она мотается за тридевять земель в свои годы? — подумал он. — Я могу понять челноков, но тут другое». И, повинуясь внезапному инстинктивному желанию, догнал старушенцию и притормозил ее.

— Гражданка, минуточку!

Старушка остановилась, увидела мента перед собой и тут же стала похожа именно на ту, что причитала, прося помочь ей сесть в поезд. Глаза, только что смотревшие разумно и твердо, стали вдруг ничего не выражающими, какие часто бывают у стариков, что собрались на тот свет.

— Чего тебе, сыночек?

— Документики можно ваши посмотреть?

— Ах, документ? Да паспорт у меня есть, вот только найти его надо, — заскулила она, роясь в сумке. — Есть у меня документ, сынок, есть, вот только не помню, куда я его сунула, памяти нет.

В это время диктор объявил, что до отправления столичного поезда осталось десять минут. Старушенция еще больше засуетилась и совсем ослабела.

— Ой, мне же на поезд, я опоздаю, вы мне помогите, сынок, я потом паспорт покажу, только до вагона доведите, я и номера-то не разгляжу, совсем перестала видеть.

— Зачем же в путь отправляетесь, — полюбопытствовал Демкин, не поддаваясь на уловки старушки, — если со здоровьем так плохо?

— А перед смертью хочу внучат в последний раз увидеть, — зашептала ему, как своей подружке, чуть ли не на ухо, старушенция. — Сон видела, что помру, вот и решила съездить.

«Текст хоть бы изменила, — думал Демкин, слушая ее разглагольствования. — Ведь лопочет то же самое, что и в прошлый раз».