Идущие - Бентли Литтл

Он передвигался днем, спал ночью и старался не обращать внимания на жуткие звуки, которые доносились из темноты, – стоны, завывания, которые производил не человек, не зверь или ветер, а казалось, испускала сама земля. На этих Территориях было несколько Плохих Мест, мест, где не селились ни белые, ни индейцы, где не жили даже животные. Он проходил по этим местам на своем пути от одного временного пристанища к другому, и у этих Плохих Мест был голос, который разговаривал с ним, безликий голос, одинаковый и в обеих Дакотах, и в Вайоминге, голос одновременно искушающий и пугающий, чарующая мистическая сила, которая умоляла его забыть о себе, бросить свою мелкую ничтожную жизнь и стать одним целым с этой землей.

Он не задерживался подолгу на одном месте, тем более после того, что сделал с отцом Джейн Стивенс в Сикаморе. Он думал о своей матери и вспоминал, насколько тяжко ему пришлось в детские годы, но, во всяком случае, поселения на Западе были менее толерантны, чем более развитые и цивилизованные города на Востоке. Местные люди были менее современны, менее образованны, полны тех же страхов и предрассудков, которыми страдали их предки, и без разбору панически боялись всего, что были не в состоянии понять.

Поэтому он продолжал свой путь. Он жил в Дэдвуде, в Шайенне, в Колорадо-Спрингс, задерживаясь там лишь настолько, чтобы заработать денег, пополнить запасы продовольствия и не успеть вызвать подозрения. Он старался зарабатывать на жизнь охотой, торговлей и подобными респектабельными занятиями, но рано или поздно кто-нибудь так или иначе выяснял, кто он такой, на что он способен, и он вообще перестал им помогать.

В таких случаях он немедленно покидал поселение.

По характеру и в силу обстоятельств он был одиночкой и привык жить один. Так же, как матери, ему были ведомы невидимые силы. Но часто, когда он пересекал обширные пространства, ему становилось страшно. Перемещаясь по этой огромной территории, он понимал, насколько он мал и незначителен, насколько жалки и ограничены его сила, его дар. Под поверхностью этой дикой земли таилась тяжкая, нетронутая энергия. Ее беспрестанные потоки струились по венам размером с реки у него под ногами. Она тяжело нависала в давящей безветренной тишине. Он ощущал ее в огромных мрачных горах, угрюмо столпившихся на горизонте, в густых зарослях старых деревьев, служивших домом далеко не только животным. И Плохие Места...

Они пугали его.

Он уже месяц двигался на Запад; чуть не заблудился в горах и выбрался только благодаря помощи воронов. Припасы почти закончились, но еще оставалось несколько шкурок на продажу, и он нашел тропу у подножия холмов, которая вела к фургонному тракту на равнине. Он шел на заходящее солнце и в свою первую ночь на равнине увидел маленькие мерцающие огоньки, похожие на огни большого города, до которого оставался день или два пути.

Теперь он ничего не чувствовал под ногами, не слышал никаких голосов и спокойно проспал рядом со своей нестреноженной лошадью до самого рассвета.

Город оказался и не таким далеким, и не таким большим, как он надеялся. Ближе к полудню Уильям уже понял, что может оказаться там через несколько часов. Это понимание, однако, не вызывало волнения, как можно было бы ожидать, и он не мог определить, откуда возникла тревога – от обоснованного предчувствия или это просто отражение его разочарования от того, что после столь долгого пути ему опять встретилось всего лишь небольшое поселение.

Солнце стояло прямо в зените, когда он оказался на кладбище.

Кладбище колдунов и ведьм.

Оно располагалось в нескольких милях от города, далеко от обычного кладбища. Отсюда не было видно ни крыш домов, ни флагштоков. Здесь не было ни ограды, ни надгробных камней, отмечающих захоронения – колдуны и ведьмы не заслуживали таких почестей, – и тем не менее это было явное место захоронений. Прямоугольные участки голой земли, просевшие под воздействием погодных условий, означали индивидуальные могилы. Рядом с последним, судя по всему, захоронением остались воткнутыми в землю ржавое кайло и лопата со сломанной ручкой.

Уильям остановил лошадь. Он обратил внимание, что на кладбище не росло ни одного кустика. Вообще ничего не росло.

Кустарник и кактусы, окружающие кладбище по периметру, все вымерли и приобрели характерный оранжево-бурый цвет.

На суку засохшего дерева болтался оборванный конец толстой веревки.

– Ублюдки, – пробормотал Уильям.

Он спешился и оставил лошадь пастись среди редких клочков невысокой травы, что росла вдоль фургонного тракта.

Здесь он чувствовал силу. Не дикую силу земли, а знакомый приятный звон в воздухе, в котором он признал энергию своих сородичей – колдунов.

Впрочем, энергия была мертвой. Она напоминала запах костра, который остается в воздухе долго после того, как погаснут последние языки пламени. Наслаждаясь теплой, вдохновляющей аурой, он одновременно ощущал странную печаль.

Он медленно шел вдоль ничем не отмеченных могил, умышленно анонимных мест последнего приюта мужчин и женщин, которые были когда-то полными энергии личностями, которые были не хуже и не лучше всего остального населения, но были приговорены к смерти за то, что обладали способностями, настолько пугавшими обычных людей, что те даже не пытались понять их. Это происходило повсюду – убийства его соплеменников, и если так будет продолжаться, скоро их ни одного не останется. Они будут истреблены в Америке так же, как были истреблены в Европе.

Он смотрел на свежую могилу, единственную, которая еще чуть возвышалась над уровнем земли. Ждет ли его такая же участь? Неужели его судьба – лежать в анонимной могиле на проклятом и изолированном кладбище? Именно так случилось с его матерью. Он даже не знал, где она похоронена. Никто ему не сказал.

Он снял шляпу и вытер вспотевший лоб. Что это за жизнь, думал он, глядя в безоблачное небо.

Почему ему суждено было родиться колдуном?

Этот вопрос он задавал себе постоянно и, как всегда, не находил ответа.

Надев шляпу, он вернулся к лошади. Подобрав поводья, он взялся за луку и впрыгнул в седло.

Словно если одного кладбища было недостаточно для устрашения, рядом с дорогой, ведущей в город, на покосившемся столбе было укреплено недвусмысленное предупреждение:

КОЛДУНОВ – НА ВИСЕЛИЦУ

Уильям остановил лошадь, посмотрел на знак, потом – вперед, но покосившиеся крыши хижин, обозначавшие окраины поселения, расплывались в жидком мареве раскаленного воздуха, плывшего над равниной.

Он подумал, как давно висит этот знак, сколько его сородичей проигнорировали это предупреждение, это обещание, и продолжили свой путь.

То, что им нужно, подумал Уильям, это – свое собственное место, земля, где они будут хозяевами и будут устанавливать свои правила, где-нибудь вдали от всего и от всех, где смогут жить в мире и избавятся от гонений.

Это казалось фантазией, сном, но он слышал, что мормонам удалось создать для себя такое место, что их пророк провел их через песчаную пустыню в особое место, которое определил им их Бог, в место, где они смогли жить среди себе подобных и свободно устанавливать свои порядки.