Полчаса до весны - Юлия Шолох

– Да-а-а?

Интересные дела…

– Все, пока, – Синичка потупила глазки и упорхнула, оставив Кветку в одиночестве соображать, что к чему.

Впрочем, думать слишком много вредно для цвета лица. Куда полезнее включить мультики или фильм. Или музыку, на худой конец, быстренько прибрать в комнате, благо Лиза тоже не отличалась неряшливостью и не разбрасывала вещи где попало. А после уборки можно заняться одним делом, которое так хорошо успокаивает, заставляя сосредотачивать на себе все внимание.

Была у Кветки мыслишка полазить по сети, но она сдержалась, потому что они с Синичкой на этот счет пока не разговаривали.

Лиза и правда принесла ужин – два пакета чипсов и один пакет бисквитного печенья.

– Боже, сколько у нее этого барахла! – застонала она, тряся ногой и сбрасывая обувь. – Как бы убедить ее заказывать фрукты и йогурты?

– Действуй силой мысли! – Кветка растопырила пальцы и вытаращила глаза, демонстрируя напряженную умственную работу.

– Да я ведь бы с радостью, – кисло ответила Лиза, – но ведь она потомственный кварт…

* * *

Парк, конечно, был открыт.

Алехо пешком прошел сквозь него от центрального входа, где оставил машину, хотя второй вход находился как раз неподалеку от места выступления музыкантов. Дорожки, из ухоженных и выложенных плиткой, перетекали в утоптанные ногами; газоны, чем дальше от входа, тем больше зарастали травой, и это красочно символизировало его собственный переход из устойчивого мира академии, из сытого и стабильного мира квартов в тот противоположный мир, куда он угодил почти год назад. Трава из роскошно зеленой становилась пожухлой, кусты из аккуратных мопсов превращались в диких лохматых собак неизвестной породы, и даже белый день сгущался зловещими сумерками.

Другая музыка тоже доносилась издалека – тревожная, плаксивая. Алехо разглядел сквозь деревья людей, дошел до обычного своего места на лавке перед кустами у круглой площадки с музыкантами и сел.

Девушка танцевала, подняв руки и мелькая голыми коленками под пышной оранжевой юбкой. Гитарист стоял как обычно, поставив ногу на пустой деревянный ящик из-под продуктов, привозимых в ближайшее уличное кафе, а дудочник сидел на втором таком же ящике, отчего его острые коленки стремились вверх.

Когда мелодия закончилась, девушка присела отдохнуть рядом с дудочником, а музыканты продолжили играть, а после гитарист запел. Песня – слишком веселая для будничного вечера, звучала наиграно оптимистичной. Хотя, с другой стороны, Алехо не мог сейчас представить песню, которая бы его устроила. Разве что она будет без слов… и в исполнении одной дудки.

Примерно через полчаса почти совсем стемнело, и группа закончила выступление. Немногочисленные зрители бросали деньги в шляпу, которую девушка в оранжевой юбке и черном боди, с улыбкой носила перед ними. Собрав все, что ей хотели заплатить, девушка решительно направилась к лавке и остановилась перед Алехо, призывно приосанившись. Она стояла, смотрела сверху вниз, и улыбка на ее губах жила словно сама по себе – изменчивая и разнообразная. Насмешка, интерес, томление и расчет – улыбка говорила сама за себя. Алехо молча достал портмоне и сунул в шляпу пару крупных купюр.

– Опять пришел нас послушать? – заговорила девушка.

– Да.

– Ты столько денег оставляешь, – она потрясла шляпой, – скажи честно, ты из-за меня приходишь?

Алехо не нашелся с ответом. Танцовщица расценила по-своему.

– Тут многие приходят из-за меня. Хотят познакомиться поближе, будто я не танец продаю, а себя, – она фыркнула. – Я их всех посылаю на хрен. А вот ты мне нравишься. Пригласишь меня в гости? – она поправила волосы, открывая тонкую шею, – я думаю, ты заслужил возможность познакомиться со мной поближе. Только давай без грубости, я не люблю, когда меня пытаются заставить делать то, чего я не хочу. И надеюсь, ты умеешь ласкать женщин?

Алехо откинулся на лавку, расставляя ноги.

Девушка казалась юрким хрупким зверьком, которого приятно носить за пазухой, с любопытными глазками и крошечными царапучими коготками – и такой же животно-откровенной. И грудь у нее была неплохой. Алехо проследил, как она поднимается под натянутой черной материей боди, и почти почувствовал тепло ее кожи.

– Ты красивая. Но я не люблю, когда мои гости задерживаются надолго, а тем более остаются ночевать. Обратное такси оплачу. Телефон не дам. Это тебя устраивает?

– Более чем, – она уже выгребла из шляпы мелкие деньги и теперь складывала в стопку бумажные купюры. – Так что, идем?

Алехо снова не смог найти слов и только молча кивнул. Он бы убил любого мужчину, посмевшего так обойтись с одной из его сестер. Но его ставила в тупик мысль, что повзрослев, сестры сами могли позволить так с собой обращаться. Могли захотеть этого…

Гитарист тем временем упаковал гитару и, смеясь, что-то говорил дудочнику. Тот вдруг посмотрел в сторону скамейки, скорбный взгляд, не задевая Алехо, остановился на его собеседнице, а после дудочник отвел взгляд и опустил глаза вниз. Быстро-быстро, так же, как делала та девчонка… минималка из академии. И при этом во взгляде, длившемся мгновение, столько всего было…

Он вздохнул – не очень-то приятно менять решения по ходу движения поезда.

– Нет.

– Что нет? – Девчонка наморщила лоб.

– Извини. Спасибо, но нет, я не повезу тебя к себе.

Она фыркнула, выказывая максимальную степень презрения, развернулась и ушла к своей группе. Ну нет так нет, не очень-то и хотелось!

И как у людей получается сделать что-то простое таким сложным?!

Или дело и, правда, в нем?..

Как-то так получилось, что однажды утром Кветка с изумлением заметила на экране планшета дату – закончился месяц, в начале которого она переступила порог академии, и наступил следующий. Получается, прошло более трех недель, как она приехала в академию и вот – все еще жива и здорова.

Кварты, несмотря на свои возможности, в целом вели себя примерно. Задирали, конечно, но в основном мальчишек, и строго вдали от внимательных глаз преподавателей, которые тщательно блюли толерантную репутацию академии. Да и задирали, скорее, для порядка, чем по велению сердца. Жизнь тоже оказалась не такой уж тяжелой, как виделось раньше. Занятий у людей было на порядок меньше, чем у квартов, спрашивали с них тоже куда меньше, да и в общем люди тут мало кого интересовали.

К счастью.

Работа, конечно, была не самой приятной, но Коста действительно оказался уравновешенным работодателем и по мелочам не придирался. И вообще оказался недоволен Кветкой всего однажды. В тот день (она пришла к нему второй раз и должна была разобрать оставшиеся чемоданы), Кветка устроила уборку на его рабочем столе, который по площади занимал чуть ли не столько же места, сколько ее кровать. Так вот, памятуя, что в чужой беспорядок лучше не соваться, потому что хозяева часто видят в нем свою особенную систему, Кветка просто сложила аккуратными стопками бумаги с книгами и вытерла пыль. А потом, разбирая лежащую на столе небольшую коробку, нашла в ней фотографии в рамочках и решила их вынуть – наверняка, Коста захочет поставить снимки на стол. Самой большой была общая фотография семьи – наверняка, Пактокринские, значит, эта светловолосая девчонка – Малия, к которой ходит Лиза. Та же девушка на следующем снимке стояла в жокейском костюме возле лошади, потом – только родители, вдвоем, совсем еще молодые. Коста, оказывается, сильно походил на мать. Еще дом в классическом стиле на фоне рассвета… А вот последняя картинка, так же бережно упакованная в бумагу, сильно отличалась от остальных – это был портрет Косты, нарисованный черным карандашом. Коста выглядел явно младше теперешнего, как минимум года на три, он сидел на берегу озера и смеялся. Его отросшие волосы развевались на ветру, рубашка была расстегнута, а в руке он держал удочку. Он выглядел счастливым и, честно говоря, Кветка ни разу еще не видела его хотя бы довольным, не то чтобы таким открытым и безоблачным – просто глаз не отвести.