На секретной службе - Сергей Донской

Зная все это, Бондарь не завидовал бизнесменам… но и не сочувствовал им. Никто не заставлял их заниматься коммерцией, никто не тащил за руку в большой бизнес, и, когда по телевизору показывали все новых и новых жертв рыночной экономики, расстрелянных среди бела дня, он не находил в своей душе ни малейшего намека на жалость. Вероятно, это было вызвано тем, что бизнесмены шли к успеху по точно таким же трупам, в которые они со временем превращались сами. Их не загоняли палкой на эту лестницу в небо. Они сами выбрали свой путь.

Необходимость опекать одного из людей этой породы не вдохновляла Бондаря. Тем более что добираться до офиса Пинчука пришлось двумя видами одесского транспорта, а это – серьезное испытание для приезжего. От бесконечной болтовни пассажиров у Бондаря разболелась голова. Можно было подумать, что одесситов постоянно снимали скрытой камерой, и это побуждало их соревноваться за звание записных остряков, уснащая свои беседы бесконечными шуточками и прибаутками.

«Ну как? Видели вчера концерт Пугачевой? Как она вам понравилась?»

«Мне в ней не понравились три вещи».

«Какие же?»

«Ее подбородок».

«А что еще?»

«Говорю же вам: ее подбородок. Он у Аллочки тройной».

И так далее, и тому подобное. Словно несколько часов без перерыва смотришь телепередачу «Аншлаг».

Лишь пройдясь пешком, Бондарь несколько пришел в себя, жадно дыша свежим после дождя воздухом. Сверяясь с табличками на домах, он в некотором недоумении остановился перед облупленным трехэтажным зданием. Это и был нужный ему адрес: улица Таманской дивизии, 19. Всего пара иномарок перед входом, загаженный газон, перекошенная входная дверь. Вместо солидной бронзовой таблички какой-то кусок картона за стеклом окна первого этажа. На нем выцветшая надпись: АОЗТ «МАРС». Казалось странным, что торговля современным оружием осуществлялась в таком непрезентабельном офисе, но это было именно так.

Как минимум половина дома была занята типичными одесскими квартирами. Сразу из нескольких форточек тянуло жареной рыбой и борщом, и из распахнутого балкона на третьем этаже звучал требовательный женский голос:

– Сема, пей кефир, чтоб ты сдох, тебе ведь нужно поправляться!

Мысленно пожелав неведомому Семе не утрачивать ни аппетита, ни бодрости духа, Бондарь проник в подъезд. Перешагнув через три ступени, он очутился перед внушительной бронированной дверью, которая почему-то оказалась распахнутой настежь. На ней красовалась уже знакомая вывеска «Марса», но не картонная, а бумажная, отпечатанная на черно-белом матричном принтере.

«Вот что значит коммерсант старой закваски, – сказал себе Бондарь, входя в офис. – Какой-то подпольный миллионер типа Корейко. Не чета нынешним, умеющим лишь пыль в глаза пускать».

И действительно, несмотря на недавний ремонт, помещение не отличалось ни роскошью, ни хотя бы просто солидностью. Обычная квартира, в которой даже не потрудились снести лишние перегородки. И почему-то рядом не было ни одного охранника, хотя в свете последних событий господин Пинчук должен был всемерно усилить меры предосторожности.

Войдя в комнату, служившую приемной, Бондарь обнаружил там по-южному яркую брюнетку, безмятежно занимающуюся маникюром. В стеклянной банке, поставленной прямо на допотопный ксерокс, пузырился включенный кипятильник. Слева от стола висел плакат с лоснящейся физиономией вечного оппозиционера Ющенко, справа находилась не менее лоснящаяся карта Украины. Когда брюнетка разомкнула сочно накрашенные губы, чтобы поздороваться с посетителем, один из ее боковых зубов полыхнул дивным золотым блеском.

– Добрый день, – сказала она. – Вы к кому?

– Добрый день, – откликнулся Бондарь. – Я к Григорию Ивановичу.

– Пожалуйста. – Брюнетка кивнула на дверь за своей спиной, в ее тщательно подведенных и оттененных глазах не промелькнуло ни тени удивления.

Зато Бондарь слегка оторопел, очутившись в кабинете. Ему показалось, что он попал на прием к председателю обкома. Обшитые дубовыми панелями стены, тяжелые портьеры, ковровая дорожка, ведущая к монументальному двухтумбовому столу. Этот Пинчук наверняка принадлежал к номенклатуре бывшего СССР и тосковал о прошлом, как можно было определить при самом беглом осмотре кабинета. Вот только самого хозяина нигде не было видно. Под столом он спрятался, что ли? Или за одной из своих пыльных портьер?

* * *

Машинально прислушиваясь к пришептыванию кондиционера, Бондарь сделал несколько шагов по кабинету, когда за его спиной раздался сухой и резкий, как щелчок взведенного курка, голос:

– Лег на пол, живо!

Повернувшись на голос, Бондарь обнаружил, что одна из дубовых панелей на стене исчезла, а в образовавшемся проеме стоит парень в белой рубахе, перетянутой галстуком. Слишком накачанный для клерка, к тому же вооруженный пистолетом. И имеющий неприятную привычку до предела выдвигать нижнюю челюсть при разговоре.

– Ложись! – повторил он.

– У Григория Ивановича странные понятия о гостеприимстве, – хмыкнул Бондарь, не спеша выполнить приказ.

До парня с пистолетом было не менее трех метров. Слишком большое расстояние для прыжка. Пуля преодолевает такую дистанцию во много раз быстрее, чем самый проворный человек.

– У тебя ровно три секунды, – сообщил парень.

«А у тебя?» – спросил Бондарь мысленно.

Выдавив из себя растерянную улыбку, он присел и уперся руками в пол, постаравшись при этом как можно больше сократить расстояние, разделяющее его и вооруженного противника.

– На пол! – прикрикнул тот.

– Так? – Бондарь принял стойку «упор лежа», не соприкасаясь грудью с паркетом.

– Не задавай дурацких вопросов.

Рядом с первым парнем возник второй, в такой же белой рубахе, однако при галстуке другой расцветки. Родимое пятно на его щеке напоминало сургучную печать. Он тоже держал в руках взведенный пистолет.

Широкие плечи обоих охранников соприкасались. Стоять рядом в дверном проеме им было тесновато, но они, похоже, привыкли действовать сообща – тот, что с волевой челюстью, и тот, что с родимым пятном. За их спинами можно было разглядеть часть полутемного помещения, служившего здесь чем-то вроде комнаты отдыха. Догадку Бондаря подтвердило продолжительное бормотание сливного бачка унитаза, доносящееся оттуда.

– У вашего шефа расстройство желудка? – спросил Бондарь. Его лицо, обращенное к парочке, выражало сочувствие.

– Заткнуться! Опустить голову! Не двигаться!

Это уже походило на истерику, а истеричных мужчин Бондарь не уважал. Даже вооруженных современными пистолетами. Даже обладающих крутыми подбородками.

Сделав стойку на руках, он на мгновение застыл вниз головой, после чего, как следует оттолкнувшись ладонями от пола, бросил туловище в направлении опешивших парней. Расставленные ножницами ноги одновременно ударили в две отвисшие челюсти, в унисон клацнувшие.