Опечатки - Терри Пратчетт

Сейчас мы застряли на волшебной цифре «двадцать один». Наследии тех дней, когда ты вынужден был носить короткие штанишки, хотя уже пять лет бреешься. Двадцать один. Почти три миллиона слов.

Проблема в том, что я почти ничего не помню. Говорят, я неплохо повеселился. Помню вот, как разглядывал роскошный салон «Боинга-747» над Тихим океаном, летом девяностого года. Все вокруг спали. За окном громоздились облака. Впереди меня ждал первый тур по Австралии. В туалете в вазочке стояла орхидея. Я посмотрел на себя в зеркало и подумал: «Это же всё не по-настоящему, да?»

И это удивление было со мной всегда. Оно сопровождало меня в Букингемском дворце, в аудиториях разных университетов, за кулисами Библиотеки Конгресса, в сотнях книжных магазинов. По меньшей мере полтора года из этих двадцати одного я просидел в книжных. Это чувство было со мной в Элис-Спрингс и у истоков реки в тропиках Борнео, где я устроил импровизированную автограф-сессию в лагере, где занимались перевоспитанием осиротевших орангутангов и их адаптацией к дикой природе (никто из них в сессии не участвовал, но я подписал три книги для британских детей, которые приехали поработать над экологическим проектом). У маленьких орангутангов и без того было достаточно дел. Например, надо было ограбить беспечно брошенные в спальнях рюкзаки на случай, если там найдется что-нибудь съедобное. (Зубная паста там или витамины.) В честь меня назвали вымерший вид черепахи, а имена разных персонажей увековечены в латинских названиях некрупных растений и, кажется, насекомых.

И всё это время меня не оставляет смутное ощущение, что это происходит с кем-то другим.

Я никогда не относился к писательству всерьез. Ну, не совсем так. Я очень серьезно к нему относился, и тогда это было правильно. Я читал книги о том, как тяжело заработать писательством деньги, и журналистика казалась мне куда надежнее. Я писал в качестве хобби, кое-что продал, но мысль о том, чтобы жить писательством, никогда не приходила мне в голову (вероятно, это было вполне разумно. И тогда, и сейчас большинство писателей дополнительно работают на настоящей работе, чтобы оплачивать счета).

А когда я обнаружил, что могу заработать этим на жизнь – о, это чудесное субботнее утро, когда я посмотрел на цифры и осознал, что, правильно разыграв эти карты, я смогу больше никогда не заниматься обычной работой, – даже тогда я не думал, что разбогатею.

Понимаете? Жизнь – это то, что происходит, пока вы строите планы.

Может, уже пора строить планы. Две книги каждый год? С этим я заканчиваю. Причем не постепенно, а прямо сейчас. У меня больше нет времени. Открылся американский рынок. Все устраивают для меня туры. И, честно говоря, две книги в год только мешают друг другу. На них не пишут рецензий, потому что все же знают, что новые книги Пратчетта есть всегда. Это биографическая константа. Если выпускать по две книги в год, выпадают напряженные месяцы, когда книг бывает по три разом. Одну я начинаю, вторую вычитываю и редактирую (теперь еще и в двух странах разом), а с третьей нужно ехать в тур. Это как жонглировать. Если что-то пойдет не так, всё рухнет. И я вдруг понял, что не должен этого делать. Хотя бы не каждый год. Через пару дней после выхода книги читатели – благослови их Господь – спрашивают: «А что там дальше по плану?» Нет никакого плана. Есть только я.

Детские книги я буду писать и дальше. Они занимают столько же времени, сколько взрослые, но они хороши, а смена работы – это почти отдых. Почти. Я задумал еще две книги о Тиффани Болен.

Плоский мир тоже никуда не девается. Я начал писать детские книги о Плоском мире и для того, чтобы поиграть на другой площадке, потому что «взрослый» Плоский мир заполнен до краев. Жизнь у матушки Ветровоск причудливая, но длинная (кажется, магия продлевает жизнь; нет никаких данных о том, что ее бабушка уже умерла), а вот Ваймсу уже пора на покой. Сколько масштабных перемен готовы вытерпеть читатели? Да черт с ними, а сколько готов вытерпеть я? Другой правитель в Анк-Морпорке? Другой командор Стражи? Другой ректор Незримого университета? Мне кажется, что некоторые призраки просто так не сдадутся.

К счастью, в Плоском мире время течет медленнее, чем в нашем. Но в «Держи марку!» уже появятся совершенно новые главные герои, потому что они нужны для сюжета. Следующая книга, у которой пока есть только рабочее название (и я его никому не скажу, пока «Амазон» не начнет принимать на нее предварительные заказы), будет о Страже. Пока она кажется мне довольно неплохой. А будущее застлано таинственным туманом, в котором может скрываться что угодно.

Есть еще и фанаты, которые пишут мне письма и зовут на свадьбы. Без их постоянных вопросов и советов я бы не понял, что́ я делаю не так. Они знают, когда шутку надо воспринять всерьез и сделать ее не совсем шуткой.

Но что такое типичный фанат? Можно ли его узнать? Некоторые это умеют. Если вы имеете обыкновение стоять в очередях за автографом, в следующий раз внимательно проследите за фотографом из местной газеты, который войдет в магазин. Он точно будет искать легендарного Типичного фаната Терри Пратчетта. Смотрите, как он мечется туда-сюда, проходит мимо людей в костюмах, мимо тех, кто похож на чьих-то родителей, мимо людей, которые явно выбежали сюда в обеденный перерыв. Что же это? Триста человек в очереди и ни один не надел остроконечной шляпы?

Как сказал один озадаченный охранник, три часа наблюдавший за толпой, которая любезно воздержалась от вполне ожидаемых, но странных поступков, «они все такие… нормальные!».

Я ответил: «Что вы, всё не так плохо».

Было весело. И сейчас весело. Пусть так будет и дальше.

Спасибо.

Журнал Author, зима 1993 года

В те золотые деньки, когда я только начинал писать, Лин, моя жена, приносила мне второй завтрак в кабинет. А вместе с ним – рукописи и кучу писем…

Жена звала их Кевинами. Это нечестно. На самом деле просто… ну… однажды мне разом пришло три письма от мальчиков по имени Кевин, она написала на маленькой папке «Кевины», и имя прижилось.

И теперь, раз в неделю или когда мне становится стыдно, я пишу Кевинам ответ. Многие Кевины женщины. Иногда даже бабушки. Я никогда их не считал. Знаю только, что каждый год пишу примерно двести тысяч слов писем. Два романа по объему. В основном это письма Кевинам.

Об этом никогда не говорят в книгах с названиями типа «Как стать писателем». Каждый день находите время писать… это правда. Пишите только на одной стороне листа… и это тоже. Но разве там рассказано, что делать с тридцатью одинаковыми формами 5А? Нет. Или как ответить человеку, который утверждает, что вы украли его идеи с помощью лазерных лучей, прежде чем он успел их использовать? Нет. И уж точно там не сказано, что иногда приходится покупать путеводитель по Новой Зеландии, чтобы расшифровать корявый обратный адрес (с британскими названиями вроде Нью-каракули-на-Тайне обычно можно справиться, но почти любое место в Новой Зеландии, если это не Окленд и не Веллингтон, называется Рангивангичтототам или как-то похоже).