Философы с большой дороги - Тибор Фишер

Я решил дать посетителям спокойно покончить со своими делами; право слово, я не видел, почему из-за меня их день должен пойти прахом. В зале работали двое кассиров. Один – седой ветеран, почти совсем облысевший, лелеющий несколько уцелевших прядок. Его нежная забота о них привела к тому, что эти, с позволения сказать, локоны стали виться этакими кудряшками. Вот она, тщета усилий человеческих! Движения бедняги отличались нарочитым проворством, и весь он лучился деланным весельем – словно хотел убедить окружающих, что ему на редкость нравится служба в банке и на земле нет более интересного занятия, чем ублажать банковских клиентов.

В окошке соседней кассы сидела женщина. Я поймал ее взгляд...

Я знаю. Я жалок. Раба из себя так и не выдавил. И вообще: гол как сокол, возраст – изрядно за средний, карьера полетела в тартарары, владельцы похоронных бюро смотрят мне вслед многозначительным взглядом, и если фортуна изливает на меня свои дары, то это не золотой дождь, а поток дерьма. И тем не менее, тем не менее... Стоя в очереди к окошку кассы, я задумался о том, а не светит ли тут моему радунчику. Вместо того чтобы целиком и полностью сосредоточиться на предстоящем ограблении, я вдруг поймал себя на мысли, что меня переполняют амурные устремления.

Я стоял в очереди и молился: да окажется так, что обслуживать меня выпадет «кудрявому» старцу, а не этой нимфе. Порой (весьма часто) я думаю: какое заблуждение считать голову тронным залом мысли! У мужчин этот трон расположен в районе седалища – примерно там же, где круглятся два полушария, которые еще никто не называл полушариями мозга, а рядом покачивается казна, где хранится весь наш запас драгоценных секреций. Что до головы, которую мы носим на плечах, – она служит лишь для отвода глаз.

Мужчинам на заметку: вы теряете интерес к противоположному полу, только когда вы: (a) мертвы или (b) скорее мертвы, чем нет. Воистину мы обречены на абсолютную идентичность с нашей внутренней сущностью, имя которой – половая железа. Я, например, всегда знал, как безошибочно определить, болен я или нет: если мысль о молодой блондинке в неглиже не заставляла кровь радостно вскипать – пора идти ко врачу. Это правило так же надежно, как правило буравчика.

Дальнейшее произошло само собой; в общем, я хотел взять барышню на абордаж, хотя и подозревал, что ограбление банка – пожалуй, не лучший способ с ней познакомиться.

Как человек, привыкший руководствоваться рассудком, я чувствовал: надо заявить окружающим об ограблении, не прибегая к банальной помощи пистолета. В конце концов, в этом мире у меня и без того есть какая-никакая репутация. К тому же я заметил, что там стояла видеокамера. Юбер попытался нейтрализовать ее широкой улыбкой – прямо в объектив. Ветеран, пребывающий на волосок от облысения, занялся многодетным семейством.

Я подошел к красотке.

– Доброе утро, мадам, – произнес я. – Это ограбление.

Я бы не удивился, если бы она ответила: «Пожалуйста, пройдите к соседнему окошку».

– Ограбление? – спокойно так, без суеты переспросила она. В голосе – ни апатии, ни визгливых ноток, разве что стоическое спокойствие. Словно я поинтересовался у нее, который час. И все тот же взгляд: вязкий, сладкий, как варенье на губах. Возраст? Уже, конечно, не тот, который принято считать самым цветением, но, знаете ли, есть женщины, которым обвести вокруг пальца время не составит особого труда. Особенно если у них взгляд – как этот. Самое прозаичное, что можно про него сказать... В общем, посмотрит на тебя такая – и понимаешь: эту безмятежность ничем не смутить. – Вы уверены?

– Уверен, – отозвался я и, пристроив перед окошком мою импровизированную кобуру, открыл замки. Взору красотки предстала жаждущая денег пасть чемодана и пистолет. Не говоря ни слова, барышня принялась укладывать на дно чемодана запечатанные пачки банкнот. Спокойно так: ни нерешительности, ни суеты. Пистолет я вытащил и положил на стойку, чтобы не мешал.

– Мелочь тоже брать будете?

– Нет, спасибо.

– Эй, оставьте же хоть что-нибудь! – услышал я раздраженный голос за спиной. – Специально утром, понимаешь, приехал, чтобы деньги снять, так на тебе! Мне за мои гроши еще и вкалывать приходится!

Лысеющий живчик в соседнем окошке все еще не врубился, что происходит ограбление его банка. Он продолжал пререкаться с детообильной мамашей по поводу каких-то формальностей, связанных с переводом денег.

Тем временем моя барышня, работая с равномерностью банкомата, сгрузила в чемодан всю наличку, какая только была на виду. Потом что-то нацарапала на листочке бумаги и положила его поверх денег. «Вот, возьмите. Если этой суммы недостаточно, обратитесь к моим коллегам».

– Спасибо, право, не стоит их беспокоить, – пожал я плечами. Есть же граница между реальными потребностями человека и жадностью. – Большое спасибо. Приношу извинения за связанные со мной неудобства. До свидания.

– До свидания, – отозвалась она уже в ожидании следующего клиента.

Мы с Юбером не спеша направились к выходу. Напарник мой явно испытывал пароксизм восторга. Я просто физически ощущал, как ему хочется выговориться. Однако он сдерживался. То ли ждал, покуда мы окажемся на свежем воздухе, то ли считал выражения восторга неуместными или бросающими тень на его репутацию профессионала.

Оказавшись на улице, он окинул меня вопрошающим взглядом; а теперь что? Я припомнил, что неподалеку – буквально на углу – есть весьма неплохой рыбный ресторанчик. Я уже начал двигаться в ту сторону, когда Юбер раздраженно прошептал:

– Мы разве не будем делать ноги?

– Нет, – пожал я плечами. Напарник мой явно не удосужился принять во внимание, что я: (a) слишком стар, (b) слишком толст, (c) слишком ленив, чтобы бегать, и если уж меня сцапает полиция, при поимке я бы хотел выглядить достойно.

Полиция, однако, не очень-то торопилась. Мы уже потягивали аперитив, изучая раздел меню, посвященный закускам, когда мимо пронеслась первая полицейская машина – с того места, где стоял наш столик, из окна открывался чудесный обзор.

Отношения Юбера с официантом, увы, не заладились с самого начала. Юбер не произвел на меня при встрече впечатление человека, привыкшего завтракать в дорогих ресторанах. Того же мнения придерживался и наш официант. Он был твердо уверен, что Юбера следует немедленно под белы рученьки вывести в чисто поле и, оставив там одного, полить напалмом и сжечь.

– Позвольте сказать несколько слов о наших фирменных блюдах, – зачастил официант.

– Катись ты со своими фирменными, – обрезал Юбер. – Тащи-ка мне зазуреллу, ясно? Или я на туриста смахиваю?! – реплику он закончил, скривив губы так, что стал похож на страшного злобного волкодава, готового броситься на вас и сожрать на месте.

Возможно, поэтому, когда в дверях появилась какая-то компания, нас попросили пересесть за другой столик. Юберу подали вовсе не то, что он заказывал. Потом ему пришлось пять раз напоминать, чтобы официант принес пиво. Нас, грабителей, в грабительски дорогом ресторане обслуживали из рук вон плохо – и это при том, что ресторан был наполовину пуст; чтобы задобрить официанта, я заказал одно из фирменных блюд, и мы брали спиртное – так что в итоге сумма нашего счета была равна небольшому состоянию. Вот она, еще одна особенность мироустройства, надрывающая мне сердце: даже в самом хорошем, самом дорогом ресторане вы рано или поздно нарветесь на хамство. В завершение нашего ленча официант пролил на Юбера соус. Липкий. Цвета бычьей крови. Я думал, Юбер тут же заедет ему в ряшку. Но... Но Юбер настоял, чтобы мы оставили чаевые, равные сумме нашего счета.