Светорада Янтарная - Симона Вилар

Дом патрикия Ипатия Малеила располагался в районе Эстратигиона, к северо– западу от величественного храма Святой Софии. Это был аристократический квартал столицы, хотя – Светорада это сразу заметила – в Царьграде не было, как, например, в Киеве и Смоленске, своего торгово– ремесленного Подола или высокой Горы, где селились бояре. Здесь лавочки и мастерские ремесленников стояли бок о бок с роскошным собором или пышным дворцом, и только знать могла решать, украшать ли округу своего обиталища. Иногда богачи сговаривались с простолюдинами, иногда даже принуждали владельцев скромных строений следить за порядком или же просто съехать с насиженного места.

Ипатий владел аккуратным особняком на тихой улочке за небольшой церковью Святой Анны, а по соседству с ним находился богатый дом византийского ювелира, грека Макриана. Это был достаточно известный и состоятельный торговец, имевший знатных клиентов из самого Священного Палатия. Да и вообще, ювелиры среди ремесленников считались чуть ли не аристократией, поэтому патрикий Ипатий приветливо кивнул соседу, когда тот вышел навстречу и радостно заулыбался вернувшейся чете. Светорада даже премило раскланялась с живой, веселой женой ювелира Палладией, а потом пригласила их в гости на ужин.

– Ты чересчур с ними любезна, – заметил Ипатий, когда они вошли в ворота особняка.

Светорада ничего не ответила. Она уже знала, что византийцы предпочитают вести замкнутый образ жизни, избегая дружить с соседями. Однако у нее на Руси считалось, что добрый сосед зачастую важнее дальнего родича, да и нравились Светораде Макриан и его супруга, у которых всегда можно было узнать свежие новости, поболтать о всяком, сходить с Палладией на рынок или в церковь, когда Ипатия задерживали дела при дворе, а она вынуждена была день– деньской проводить время за вышиванием, уединенно и скучно, как какая– нибудь византийская матрона.

Городской дом Ипатия был построен, как принято у ромеев, с учетом того, чтобы оградить внутреннюю жизнь его обитателей от внешнего мира. Окруженный высокой стеной, он смотрел на улицу своей тыльной стороной, с которой находились два подслеповатых, забранных решетками окошка и небольшое крыльцо под полукруглой аркой. Здание было выложено из тесаного светлого камня, перемежающегося рядами красного кирпича. Жилые строения располагались под углом к фасаду, выходившему в вымощенный гладким камнем двор, где бил фонтан. В глубине двора, в тени высоких платанов, притаилась беседка. По украшавшим вход колоннам вились побеги роз с нежно– розовыми бутонами. Светлая мраморная лестница вела во внутренние покои, обстановка которых поражала богатством и роскошью.

Когда Ипатий только обустраивался тут, он во всем старался угодить вкусам своей княжны, стремился, чтобы все соответствовало ее желаниям, и теперь Светорада весело переходила из комнаты в комнату и бойко отдавала распоряжения: расчехлить мебель, проветрить комнаты, снять ставни с больших окон триклиния. Сколько же удовольствия доставлял ей этот роскошный, уютный дом! Она любовалась облицованными ониксом полами, отполированными так, словно на их поверхности замерли капельки воды и льдинки, мозаичными изображениями цветов и переплетающихся виноградных лоз на стенах, мерцающими портьерами, которыми были занавешены полукруглые проходы из покоя в покой, и удобными сиденьями на изогнутых когтистых лапах, расставленными по всему дому. Ей нравилось здесь все: драгоценные безделушки на полках, резные поставцы, изящные столики, ковры.

Ипатию было приятно, что его возлюбленная так оживилась, он даже не пенял ей за некоторую фамильярность в обращении со слугами. Светорада сбросила накидку и свой дорожный тюрбан, ее уложенные в греческую прическу волосы чуть растрепались, и теперь изящные завитки красиво обрамляли нежное личико. Княжна тут же распорядилась и насчет ужина. Конечно, Ипатий предпочел бы в первый вечер отдохнуть с дороги, но раз уж Светорада решила принять гостей… Впрочем, патрикий привык потакать ее прихотям и желаниям. В этом была его радость.

Вечером они с гостями расположились в триклинии, вкушали яства при свете ламп в виде стеклянных шаров, говорили о делах. Макриан, пухлый, важный, отпустивший в подражание императору бороду, рассказывал, что, по его мнению, брак Зои Карбонопсины и Льва все же состоится, так как он получил заказ из Палатия: сделать для матери наследника роскошную диадему из перегородчатой эмали и темных рубинов – не иначе как к коронации. Да и в городе сейчас полным– полно латинских священников, кои привезли разрешение Папы Римского на брак императора. Говорят, будто патриарх Николай в гневе, потому что эти причащающиеся опресноками еретики[48]сейчас слишком почитаемы тут, да и император принимает их с великой милостью. Но для Макриана это довольно выгодно: легаты Папы прикупили у него немало эмалевых триптихов, кадильницу и даже женские браслеты – скорее всего, для своих любовниц, ибо известно, насколько эти бритоголовые священники– латиняне развратны и как много внимания уделяют женщинам.

Ипатий, обсуждая с Макрианом четвертый брак Льва и Зои, сказал, что если бракосочетание состоится, то патриарх даст разрешение на развод и ему. Рассуждая на эту тему, мужчины так углубились в тонкости законов о браке, что женщины завели негромкий разговор о своем – о новой моде и украшениях, о проделках юродивых на форумах города. Поговорили и о том, что супруга проэдра Анимаиса (одна из клиенток Макриана), несколько дней назад тоже вернувшаяся в Константинополь, поведала жене ювелира о чудесном супе, приготовленном Светорадой для пира в имении Оливий. Анимаиса похвалялась перед Палладией, что разгадала рецепт этого супа. Это рассмешило княжну, которая была весьма невысокого мнения о проницательности жены Агира. Светорада, конечно, понимала, что сейчас Палладия тоже начнет выпытывать у нее рецепт блюда, о котором Агир и Зенон даже при дворе рассказывали. Однако Палладия, украдкой поглядывая на увлеченно спорящих мужчин, неожиданно заговорила о Варде.

– Варда был тут, я видела его подле вашего особняка несколько дней назад, – негромко начала она. – Преданный Ипатию привратник не пустил его, ссылаясь на указания хозяина, но я и мои девочки все же смогли уговорить Варду навестить нас. Ах, как же он хорош в лорике[49]стратилата! Его шлем был украшен каменьями лучшей огранки – уж я, как жена ювелира, смогла это оценить, – и плюмажем из белоснежных страусовых перьев.

– Опиши мне Варду! – вдруг попросила Светорада.

Палладия недоуменно посмотрела на княжну: разве она только что не сделала это? Увы, она лишь сказала, что Варда хорош собой, что у него воинская осанка, причем не такая, как у грубых схолариев,[50]а благородная, как у офицера дворцовой гвардии или как… у породистого скакуна. В сыне Ипатия хлопотливая жена ювелира видела прежде всего выгодного жениха для одной из своих дочерей, а у них их было пять, и за каждой давали неплохое приданое, как уверяла Палладия, тут же принявшись перечислять, что в него входит. Но Светорада ее уже не слушала, ей было тревожно. Не хватало еще, чтобы именно Варда был ее безрассудной морской любовью! Как бы ни любил свою княжну Ипатий, он не простил бы ей связи с собственным сыном. Патрикий вообще не простит ей измены – он так и сказал однажды, когда почувствовал, что силы его убывают и ему не всегда удается удовлетворить жадную до ласк Светораду.