Уж эти мне мужчины - Ирина Волкова

— А что еще я могу полагать?

— Уверяю вас, вы ошибаетесь. Альберто уехал один, и, насколько я знаю, в его планы не входило проводить время с какой-либо женщиной.

— И куда же он уехал?

— А вы этого не знаете?

— Не знаю, не знаю, не знаю, — затопала ногами Мириам. — Иначе зачем бы я вас спрашивала об этом?

— Увы, сеньорита. Если маркиз не счел нужным проинформировать вас о своих планах, я не имею права разглашать подробности его личной жизни. Это вопрос журналистской этики.

— Не имею права разглашать подробности его личной жизни? — не веря своим ушам, повторила Мириам. — И это мне говорит паскудный долбаный журналист! Да вы всю мою личную жизнь сделали общественным достоянием!

Хосе Мануэль гордо выпрямился.

— Прошу вас, давайте обойдемся без оскорблений, сеньорита Диас, — сухо сказал он. — Я не могу дать вам информацию о местонахождении маркиза де Арнельи. Это мой окончательный ответ.

Мириам решила переменить тактику.

Издав глубокий грудной стон, она соблазнительно выгнулась, выпятив вперед грудь, так что ее короткое розовое платье приподнялось, обнажив загорелые бедра.

Полураскрыв густо накрашенные губы, модель медленно и выразительно облизнула их языком. Когда-то этим жестом она сводила с ума и богатого судовладельца, и злосчастного Гонсало Альму.

Хосе Мануэль почувствовал, как против его воли что-то зашевелилось у него в штанах.

— Простите меня, ради Бога, — грудным голосом проворковала Мириам. — Это все нервы. Поверьте, я не хотела обидеть вас. Я еще никогда не встречала такого мужчину, как вы, — уверенного в себе, мужественного, сексуального, умного, чувственного. Ваш взгляд просто сводит меня с ума. Умоляю, простите меня!

«Пожалуй, я понимаю Гонсало Альму, — подумал журналист. — Я просто не имею права упускать такой случай».

— Вы будете прощены, если окажете честь отужинать со мной, — галантно произнес Хосе Мануэль.

— О, вы сняли камень с моей души, — томно вздохнула Мириам, хватая его за руку и прижимая ее к своей груди.

«Боже, помоги мне!» — взмолился про себя журналист.

Васины романтические иллюзии слегка померкли, столкнувшись с суровой реальностью. За весь полет до Ханты-Мансийска объект его Великой Любви проронил всего пару фраз, да и те были адресованы стюардессе и касались выбора напитков и блюд во время обеда. Однако Джокер не унывал. Он был уверен, что рано или поздно ледяное сердце красотки оттает и она, сгорая от страсти, падет в его объятия.

«Похоже, сибирские морозы не располагают к любви, — подумал Вася. — Ничего, под жарким южным солнцем она быстро придет в себя».

Прямого рейса на Сочи из Ханты-Мансийска не было, пришлось делать пересадку в Москве. Предусмотрительный Джокер купил во Внуковском аэропорту шампанское, бутерброды с икрой и горький швейцарский шоколад, надеясь, что эти приятные мелочи скрасят дорогу к Черноморскому побережью.

Он не ошибся. После третьего бокала шампанского Машино лицо раскраснелось, а в глазах появился особый кокетливый блеск.

— И откуда ты такой взялся? — поинтересовалась Арлин, отламывая кусок швейцарского шоколада.

— Зона 227А, к северу от Кежмы, — отрапортовал Вася. Он твердо решил с самого начала говорить Маше правду, и только правду, а там будь что будет.

— Так ты зэк? — удивилась девушка — Как же я сразу не догадалась! Ты, часом, не беглый?

— Ты что? Хочешь, я тебе справку об освобождении покажу?

— Да что я, милиция, чтобы справки рассматривать? — отмахнулась Арлин.

Джокер настаивал. Достав из внутреннего кармана пиджака аккуратно сложенную справку, он развернул ее и сунул ей под нос.

— Я просто хочу, чтобы ты убедилась в том, что я порядочный человек и что ты можешь полностью положиться на меня.

— Порядочные люди в тюрьме не сидят, — рассудительно заметила Маша.

— Говорят: от тюрьмы да от сумы не зарекайся, — возразил Вася. — В жизни всякое бывает. Порядочные люди встречаются и в тюрьме.

— И за что же ты сидел? Убийство, изнасилование, рэкет, кража со взломом?

— Не так романтично. Всего лишь неудавшееся компьютерное мошенничество.

— Ты что же, понимаешь в компьютерах?

— Я вообще очень умный, — решил сделать себе рекламу Вася. — И у меня масса достоинств. Впрочем, ты сама в этом убедишься, когда мы поженимся.

Маша прыснула от смеха.

— Поженимся! — с сарказмом воскликнула она. — Еще один кандидат выискался на мою голову.

— А что, у меня много конкурентов? — поинтересовался Джокер.

— Одному из них ты уже успел врезать по шее, — с довольным видом усмехнулась девушка.

— Так это был твой жених? — Вася почувствовал ревность.

— Это был мой босс.

— Твой босс? А почему он тебя бил?

— Он меня бил? — удивилась Арлин. — Ты что, так решил? Ошибаешься, дружок. Это я ему морду разодрала, а он, бедняжечка, только защищался.

Васе стало стыдно.

— За что ж я его так? — покаянно произнес он. — Я думал, что на тебя какой-то бандит напал.

— Правильно сделал, — приканчивая плитку шоколада, ободрила его Маша. — Бандит, он и есть бандит.

— Но ты же только что сказала, что он твой босс?

— Костолом — менеджер ансамбля «Путь Ермака», — пояснила Арлин.

— Тогда почему ты назвала его бандитом?

— А что ты думаешь, он таскается с ансамблем по поселковым клубам да по тюрьмам из любви к искусству? В нынешнее время альтруистов днем с огнем не найдешь.

— А зачем же он это делает? — с недоумением спросил Джокер.

— Ты что, вчера родился? Знаешь, что такое Сибирь?

— Большая холодная территория к востоку от Урала, покрытая лесом, болотами и лагерями, — как на уроке в школе, ответил Вася.

— Ошибаешься. Сибирь — это пушнина, Сибирь — это золото, Сибирь — это алмазы.

— Твой друг что, занимается контрабандой пушнины, золота и алмазов?

— Вот тут ты попал в точку.

— И ты тоже замешана в этом?

— Увы. Я всего лишь артистка ансамбля, получающая двести долларов в месяц.

— Двести долларов? — не поверил Вася. — Так какого рожна тебе это надо? С твоими данными ты в любом приличном ночном клубе заколачивала бы по меньшей мере штуку, не говоря уж о том, что с твоей подготовкой, играя в покер, ты бы озолотилась за неделю.

— Не упоминай при мне об игре, — болезненно скривилась Маша. — Не сыпь мне соль на раны.

Пару минут Джокер сочувственно помолчал.