Спасай и женись - Саша Майская

А потом не стало стен и потолка, не стало времени и пространства, ничего вообще не стало, остались только он и она, дрожащие, опустошенные — и полные жизни. Они не могли разорвать объятий, боялись прервать поцелуй, потому что обоим казалось — тогда все, конец. Оборвется дыхание, сердце выскочит из груди, ноги подломятся — и рухнут одинокие голые тельца в пустоту, черноту и одиночество.

А сейчас было не страшно, потому что их возносило все выше и выше, куда-то к небесам, которых еще не существовало, и золотые шары, крутившиеся под стиснутыми веками, вполне могли оказаться новыми галактиками, которым только предстоит взорваться, чтобы дать новой жизни место в этом мире…

Жорка Волков со стоном сполз по мокрой стене спиной, бережно прижимая к себе мокрую и обессилевшую Лизу. Она с трудом разлепила глаза и с изумлением уставилась на необъятную грудь своего мужчины, на глазах расцветавшую алыми цветами классических засосов.

— Жор… Это все я?

— Ага. Ты того… футболку пару дней не надевай… Я тоже погорячился…

А потом он вдруг вспомнил какую-то странность, зацепившуюся на краю сознания и так и не сорвавшуюся в пропасть прекрасного безумия.

— Лиз…

— Мм?

— А ты это… я часом тебе… больно не сделал?

Она прижалась щекой к мокрым завиткам волос на его груди и счастливо рассмеялась.

— Дурак ты, Волков…

Час спустя они сидели на кухне, присмиревшие и тихие, словно ожидавшие своей участи в учительской школьники. Свет не зажигали, и лиловые сумерки постепенно заливали тихие и разгромленные комнаты.

Звонок в дверь прогремел так неожиданно, что Жора подскочил и ойкнул. Лиза засмеялась и бросила на ходу:

— Посиди тут, это Эдик. Не надо его травмировать.

— А я его бить и не собирался…

— Жора, если мы оба выйдем к нему, мокрые, скудно одетые и пришибленно-счастливые, то только душевная чистота Эдика может не дать ему понять, чем мы тут занимались.

— Лиз…

— Жор, помолчи, пожалуйста. А то я завизжу. У меня сейчас внутри — сто воздушных шариков с гелием. Если я еще немножко поговорю с тобой — то улечу.

И она отправилась открывать дверь, а Жора некоторое время блаженно пялился ей вслед, а потом неожиданно нахмурился.

Что здесь надо Эдику? И как он узнал, что она здесь? И откуда сама Лиза знает, что это Эдик?..

С диким воплем «Не открывай!» капитан Волков в великолепном прыжке обогнал Лизу и распахнул дверь с таким выражением лица, что бедный Эдик охнул и стал заваливаться набок. Волков немедленно устыдился и хмуро бросил:

— Здрасти. Виноват, перегнул палку.

— Здра… вра… Лизонька, а что это тут у вас…

Лиза ловко сдернула с простертой руки бронзовой бабы-канделябра собственные трусики и спрятала их за спину.

— А мы и сами не поймем, Эдик. Приехали — а тут полный разгром. Ценные вещи на месте, а вот мебель вся валяется.

Эдик всплеснул лапками и на цыпочках проскакал из прихожей в гостиную. За его спиной Волков с каменно-бесстрастным лицом стремительно содрал с Лизы футболку, одетую наизнанку, и мгновенно натянул ее на девушку правильной стороной. Эдик обернулся и растерянно произнес:

— Возможно, это полтергейст… Может, вызвать милицию? Или службу безопасности, а, Георгий Степанович?

Лиза сморщила нос и противным голосом сообщила:

— Я бы предпочла, чтобы Георгий Степанович съездил за ними лично. Мне Георгий Степанович за последнюю неделю надоел до невозможности. К сожалению, рост Георгия Степановича уступает только его упрямству, поэтому мы с тобой, Эдик, очень вежливо попросим Георгия Степановича прибраться в комнате, а сами пойдем на кухню.

Волков на всякий случай сделал «морду кирпичом» и вытянулся по стойке «смирно». Лиза украдкой показала ему язык, а потом из-за спины Эдика послала ему воздушный поцелуй. Жора усмехнулся и принялся расставлять стулья.

Оказавшись на кухне, Лиза зашипела страшным шепотом:

— Это наверняка его громилы все разнесли. Он же ненормальный, этот Волков. Буквально повернут на охране.

Эдик обеспокоился.

— Лизонька, может быть, тебе небезопасно оставаться с ним наедине? Мы могли бы поехать ко мне, если хочешь, или я отвез бы тебя домой, за город…

— Что ты, разве я оставлю его в квартире? Отправлю в машину спать, сама запрусь. Ты заказал билеты?

— Да, конечно. Вот…

— Теперь пригласи меня погромче.

Волков вскинул голову. Из кухни доносился неестественно высокий и громкий голос Эдика. Господи, вот же создал ты парнишку!

— Я пришел, собственно, по делу, Лизонька. Хочу пригласить тебя на одно светское мероприятие…

Волков насторожился и осторожно пошел к дверям кухни.

— …В четверг состоятся скачки на Кубок мэра. Вот приглашение в ложу. Это на ипподроме, здесь недалеко. Я мог бы заехать за тобой, если хочешь?

— Здорово! Обожаю лошадей. А заезжать не надо, Жора меня отвезет. Георгий Степанович? Отвезете?

Волков воздвигся скалой на пороге кухни и сварливо поинтересовался:

— Куда это? И когда?

— В четверг на ипподром. В десять часов начало.

Жора нахмурился. Незапланированная поездка его тревожила, хотя, с другой стороны… Виповская ложа, Кубок мэра, значит, на ипподроме полно охраны…

— Отвезу, Елизавета Игоревна. Но, уж извините, в ложе буду вынужден находиться рядом с вами.

Лиза притворно сморщила носик.

— Георгий Степанович, а на сеанс к массажисту вы тоже со мной попретесь?

— Нет. На сеанс к массажисту вы, Елизавета Игоревна, попретесь одна.

Лиза картинно всплеснула руками.

— Видишь, Эдик? Я в заточении, да еще и охранник грубиян.

Эдик затоптался.

— Что ж, я пойду, пожалуй. До четверга, Лизонька?

— Да, до встречи. Георгий Степанович, проводите гостя, будьте так любезны.

Жора стоял на пороге квартиры, пока Эдик ждал лифта. Когда серебристые дверцы бесшумно разошлись в стороны и на лицо Эдика упал яркий свет, Жоре почудилось в этом лице что-то странное и неправильное…

Тяжесть его тела привычно ошеломила и привела ее в восторг, она в неистовстве обвила бедра мужчины ногами и прижалась к нему, раскрываясь навстречу мужской плоти, словно цветок. Он обнял ее, покрывая горящее лицо поцелуями…

Он взял ее, и одновременно сплелись в сладкой битве их языки. Потом не было ничего — и было все, как в первый день творения, и Лиза, кажется, кричала его имя, а Волков, возможно, рычал, как тигр. Ничего нельзя было сказать наверняка, потому что они были единым целым, и слезы у них были общими, и стук сердца — общим, и дыхание — общим, и испарина — общей…