Карамельные неприятности - Наталья Александрова

– А как же! – невозмутимо ответила Александра. – Все как у людей!

– А говорите, что муж не мог ее из ревности убить…

Александра поглядела на Леню очень красноречиво.

– Да ему начхать было на ее любовников! А может, он не знал, потому что домой, к примеру, она никого не приводила, уж чего не было, того не было.

– Ну, вы прямо как отдел кадров! Может, знаете, и кто такой был любовник?

– А как же! Евсюков Сергей Николаевич, Ритиного мужа компаньон, одна фирма у них на двоих.

– Домработницы всегда все знают, – вздохнул Маркиз, – что дальше было?

– Ну, поговорила она с ним, вызвала на свидание, куда не знаю, не расслышала. Причем он вроде не хотел, а она с угрозой так говорит – приходи, мол, очень нужно. Договорились они около пяти. Потом я домой пошла, а утром прихожу – тут милиция шурует вовсю. И консьержка говорит, что в квартиру никто не входил. Муж вечером пришел часов в десять – она уж холодная. Еще вопросы есть?

– Этот, любовник, какой из себя? – деловито поинтересовался Маркиз. – Блондин, брюнет?

– Блондин, высокий, худощавый, Ритке еще со школы блондины нравились. А муж у нее совсем не такой, я еще удивилась.

– Ну ладно, спасибо вам за приятную беседу. – Леня сунул руку за деньгами, но вытащил бумажку, которая была в кармане норкового пальто Маргариты Михайловны.

Бумажка оказалась билетом в мемориальный музей-квартиру писателя Панаева. Леня очень удивился, что в городе есть такой музей, и отметил, что дата на билете стоит двадцать девятое марта, то есть именно в тот день, вернее, вечер, была убита хозяйка пальто. Стало быть, она назначила своему любовнику встречу в музее. Оригинальное местечко для любовных свиданий, нечего сказать!

Придется ехать сейчас в музей, посмотреть там все на месте, заодно и культурный уровень свой повысить.

Леня поднял глаза. Перед ним на стене дома висела мраморная мемориальная доска, которая гласила, что в этом доме с тысяча восемьсот пятьдесят восьмого по тысяча восемьсот шестьдесят первый год жил и работал известный писатель-демократ Панаев.

Маркиз толкнул тяжелую, отделанную позеленевшей от времени бронзой дверь и вошел внутрь.

Прямо напротив входа красовалось чучело медведя с подносом в лапах. Чучело было все в проплешинах и потертостях, оно приветливо скалило желтые зубы, как будто медведь гостеприимно улыбался немногочисленным посетителям литературного музея.

На бронзовом подносе, где прежде гости писателя-демократа оставляли свои визитные карточки, красовалась картонка с часами работы музея (с двенадцати до шести, выходной вторник) и строгим предупреждением не мусорить в музее-квартире и не трогать руками экспонаты.

Справа от входа за низеньким, обитым бархатом барьером мирно дремала престарелая гардеробщица. Почти все вешалки у нее за спиной были пусты, только на одной сиротливо красовалось потертое драповое пальто неопределенного цвета, видимо, собственное пальто гардеробщицы. Леня громко кашлянул. Гардеробщица всхрапнула, открыла глаза и удивленно уставилась на посетителя. Разглядев его, она потянулась и проговорила:

– Молодой человек, казино через дом, на углу, а тут литературный музей…

– Вот он-то мне и нужен! – ответил Леня, протягивая ей куртку.

– Вход десять рублей, – сообщила гардеробщица, положив на барьер номерок.

– А и недорогая же нынче культура… – Леня протянул десятку и направился вверх по лестнице, мимоходом потрепав медведя по лысеющему загривку.

На втором этаже, перед входом в саму квартиру прогрессивного писателя, дремала на стуле интеллигентная дама лет шестидесяти в сползших на кончик носа очках и зеленом пиджаке с табличкой: «Сырникова Анна Семеновна. Экскурсовод».

При подходе Маркиза она встрепенулась, вскочила со стула и заговорила слегка заспанным, но хорошо поставленным голосом школьной учительницы:

– Вы пришли в музей-квартиру выдающегося деятеля русской культуры девятнадцатого века, писателя-демократа Ивана Ивановича Панаева. В этой квартире Иван Иванович провел три года, особенно важные для развития и становления его литературного дарования, а также для формирования демократического мировоззрения… В нашем музее вы можете увидеть личные вещи писателя и черновики некоторых его произведений…

Анна Семеновна проследовала в первую комнату, судя по скудной обстановке – прихожую, широким жестом приглашая за собой Маркиза, и продолжила:

– В этом зале, с которого начинается наша экспозиция, вы можете увидеть галоши Ивана Ивановича, его трость и шляпу. Это не простая шляпа, обратите на нее особое внимание. Известно, что однажды, весной тысяча восемьсот шестидесятого года, эту шляпу по ошибке надел Николай Алексеевич Некрасов. Таким образом, эта скромная шляпа не только является важным экспонатом нашего музея, но также представляет собой свидетельство близкой дружбы двух замечательных деятелей русской демократической культуры…

– Да что вы говорите! – воскликнул Маркиз, чтобы создать доверительную атмосферу. – Никогда бы не подумал! С виду шляпа как шляпа…

Экскурсовод подозрительно покосилась на него и перешла в следующее помещение.

– В этом зале, – продолжила она, приближаясь к застекленной витрине, – вы можете увидеть письменный прибор Ивана Ивановича, перочинный нож, которым он регулярно пользовался по назначению, а также черновики его знаменитого романа «Львы в провинции»…

– Львы? – удивленно переспросил Маркиз. – А что – в русской провинции в девятнадцатом веке действительно водились львы? Никогда бы не подумал!

– Молодой человек! – Анна Семеновна строго взглянула на Леню поверх очков. – Вы что – не читали это выдающееся литературное произведение?

– Читал… – робко проговорил Леня. – Но очень давно, еще в школьные годы, и совершенно забыл, в чем там дело…

– Перечитайте! – сурово произнесла Анна Семеновна.

– Непременно! – Леня взглянул на нее честными глазами. – После сегодняшнего посещения музея я непременно перечитаю этот роман! Но можно задать вам еще один вопрос…

– Разумеется! – Экскурсовод благосклонно улыбнулась. – Я здесь именно для того, чтобы ответить на все ваши вопросы! Это мой профессиональный долг!

– Вот вы сказали, что Иван… Иванович регулярно использовал этот нож по назначению. А какое у него назначение?

– Разве не ясно? – Анна Семеновна покровительственно улыбнулась. – Это же перочинный нож! Значит, его использовали для очинки гусиных перьев, которыми пользовались в то время…

– Гусиных перьев? – поразился Маркиз. – А что – авторучки у него не было?

– Разумеется, не было! – довольно холодно ответила экскурсовод. – Авторучки изобрели гораздо позднее!

– Надо же, как интересно! – восхитился Маркиз. – Как много нового я сегодня узнал! Скажите, пожалуйста, а как вообще – публика посещает ваш музей? Интересуются ли широкие слои общественности жизнью и творчеством Ивана Ивановича Панаева? В частности, интересуется ли молодежь?