Листопад - Решад Нури Гюнтекин

Всю ночь ревел граммофон, раздавались пронзительные крики и взрывы хохота, от топота и шарканья ног трещали полы, сотрясался дом и с потолков валилась штукатурка.

Не раз Али Риза-бей засыпал у потухшей свечи с раскрытой книгой в руках, а утром, открыв глаза с первыми лучами солнца, слышал все те же крики и топот танцующих.

А когда наступала очередь самим идти в гости, в беготне и бесконечных приготовлениях не оставалось времени поужинать. Дочери под руководством невестки часами возились с нарядами: подшивали платья, придумывали и мастерили украшения. Потом крутились около зеркала — красились, душились, пудрились, — ну точно шансонетки в кабаре…

Вечная суета и спешка раздражала всех от мала до велика и невольно действовала на нервы Али Риза-бею. Он приходил в бешенство и до хрипоты проклинал суматоху, творившуюся в доме.

— Что ты кипятишься, Али Риза-бей, — пыталась его урезонить Хайрие-ханым. — Ничего не поделаешь, такие нынче пошли порядки… Дочек надо замуж выдавать. Теперь не так-то легко подыскать мужей для тех, кто сидит взаперти. Мы стараемся для них… Может быть, ты своим дочерям дворцы построил?.. А раз нет, то и не мешай бедняжкам устраивать свою судьбу!

Даже Шевкет повторял то же самое:

— Теперь, отец, жизнь стала другой. И не так уж это страшно, как тебе кажется… В наши дни иначе и не живут… Ничего не поделаешь, приходится идти в ногу с веком. Ты, отец, вырос в другое время, вот тебе и не нравятся теперешние нравы…

Неужто это говорит его любимый сын? Али Риза-бей не верил своим ушам. Но, подумав, решил: нет, Шевкет остался прежним, его взгляды и характер не могли так измениться. Вряд ли ему нравится эта бесконечная карусель в доме. Но мальчик выбит из колеи, его подхватил поток, и он покорно плывет по течению. А возможно, он боится жены и, оправдываясь, пытается выгородить себя. Нет, Шевкет остался Шевкетом. Он не может считать эту пустую, никчемную жизнь нормальной и естественной… Беднягу закрутило, как щепку, вот он и мелет всякую чепуху…

Так оправдывал Али Риза-бей сына, он сочувствовал Шевкету и еще больше жалел его.

Сын таял прямо на глазах. Теперь ему частенько приходилось, не поспав ни минуты после изнурительного ночного веселья, брать портфель и плестись на работу. А вечером, едва добравшись домой, не пообедав, не отдохнув, он должен был опять тащиться с молодой женой и сестрами в гости.

Хозяйством в доме по-прежнему ведала Хайрие-ханым, но несчастная женщина не в состоянии была свести концы с концами. Деньги текли, как вода. И, конечно, Шевкет не мог покрыть своими скромными заработками эти бешеные расходы. Наверняка он уже залез в долги, а тогда, лиха беда начало, попробуй выкрутиться! Страшно подумать!..

Прошло всего несколько месяцев после свадьбы, а деньги, которые тратили первое время без счета, уже иссякли. И в доме снова начались скандалы.

Бедняга Шевкет был в полном отчаянии. Порой он убегал на службу чуть свет, не оставив матери ни куруша на расходы и лишь наказав, чтобы всем кредиторам, надоедавшим своими претензиями, говорили, что его дома нет и не будет. А домочадцам между тем ничего не оставалось делать, как срывать зло друг на друге. Не проходило дня без ссоры: то в истерике билась Ферхунде, то Неджла с Лейлой грозили покончить жизнь самоубийством, то Айше ревела на весь дом… А между ними металась Хайрие-ханым, стараясь всем угодить, всех помирить, и только на мужа она не обращала никакого внимания.

В дом пришла бедность. Иной день даже печь оставалась нетопленной и не на чем было согреть воду. Жили впроголодь, перебиваясь маслинами да дешевой брынзой. Только у Ферхунде всегда были припрятаны в буфете банка с вареньем, коробка сардин и еще какие-то лакомства.

И несмотря на все это, в так называемые приемные дни дом словно преображался. Его обитатели заключали мир. На лицах расцветали любезные улыбки, все начинали готовиться к приходу гостей. Опять таскали столы и стулья, террасу превращали в гостиную, штопали чулки, подновляли наряды, гладили платья, резали цветную бумагу для конфетти…

А Хайрие-ханым, засучив рукава, опять хозяйничала на кухне. С трудом распилив черствую булку на тоненькие ломтики, она намазывала их маргарином, накрывала брынзой — и сандвичи готовы!.. В этом она не уступала буфетчику из ресторана. Смешав ложку черной икры с фаршем из сардинок и маслин, она изобретала новый сорт икры; из недопитого гостями вина и остатков сладостей делала крепчайший домашний ликер.

Работали дружно, весело. И если посмотреть со стороны, как все охотно помогали друг другу, делали маникюр, красили и наводили брови, подгоняли наряды, то невозможно было поверить, что еще вчера эти люди ссорились и дрались, вцепившись друг другу в волосы…

И невозможно было понять, сколько над этим ни бился Али Риза-бей, как будничное уныние, раздражительность и вспыльчивость уживаются в его домочадцах с праздничным весельем и беззаботностью?.. Уж не цыгане ли его дети, ветреные и добродушные?

Что бы теперь ни говорил Али Риза-бей, он слышал один и тот же ответ:

— Так надо!.. Мы времени зря не теряем: женихов найти не так-то просто!..

Под этим предлогом Хайрие-ханым вытаскивала к гостям и самого Али Риза-бея.

— Вместо того чтобы прятаться на чердаке, как паук, ты бы лучше к людям вышел! — корила его Хайрие-ханым. — У нас бывают молодые люди, которые имеют виды на Лейлу и Неджлу. Разве ты им не отец? За тобой последнее слово. Поговори с молодыми людьми, узнай, чем они живут. Не смог дочерей вырастить, так хоть это сделай!..

Признаться, претензии жены были справедливы. Не время теперь отсиживаться в углу. Лейла и Неджла все-таки его дочери. Если верить жене, кое-кто из гостей имеет серьезные намерения. Раз так, надо попытаться найти для них порядочного человека. Чего доброго, дочки без родительского присмотра натворят глупостей.

Али Риза-бей стал принимать участие в званых вечерах. Он готовился к ним, словно актер к выходу на сцену: чистил ботинки, аккуратно подрезал обтрепавшиеся внизу брюки, тщательно завязывал галстук, пытаясь прикрыть им рваную рубашку, поправлял прическу и расчесывал бороду.

А когда Али Риза-бей с самым серьезным видом, с каким он некогда появлялся на служебных заседаниях, входил в гостиную, дочери, одетые в нарядные разноцветные платья, кидались ему навстречу, размахивая обнаженными до плеч руками, будто крыльями.

— Папа!.. Папочка!.. Милый папа!.. — трещали они наперебой, с почестями усаживали отца в кресло, несли сандвичи, бисквиты, сладости и силком кормили его.

Все делалось напоказ гостям, — прямо как в театре, где после поднятия занавеса молоденькие актрисы обнимают и лобызают старика актера, которого только что за кулисами пинали и бранили последними словами. В эту минуту Али Риза-бей готов был провалиться сквозь землю от стыда за дочерей, за самого себя… Да что поделаешь? Он вынужден был мириться и терпеть… Ладно, он согласен вместе со всеми ломать эту комедию, лишь бы дочки были пристроены. Одна вот беда: среди всех этих гостей, которые толкутся у них в доме, не сыщешь приличного человека. Куда ни глянь, одни тупые, наглые рожи светских шалопаев; двадцатилетние молокососы и пройдохи, думающие лишь о картах, о женщинах, о легкой наживе; стяжатели, мечтающие о биржевой афере, о богатом наследстве, которое должно свалиться с неба; или старые развратники — этим бы только проникнуть в порядочный дом да завлечь в свои сети молоденькую дурочку… Помятые, отекшие физиономии алкоголиков и морфинистов… Бр-р!..