Любовь вне закона - Сергей Майдуков

— «Девушкой», — передразнил Караван. — Я этой соске глаз на темя натяну, на ремни ее порежу.

Не найдясь с ответом, Чакуров ограничился тем, что прочистил горло. Ближайший к нему пес воспринял это как вызов и тихо зарычал.

— Одежду можно? — спросил Чакуров, которому внезапно так страстно захотелось домой, что даже слезы на глазах выступили.

— Дадут тебя одежду, — кивнул Караван. — Только сперва в маленьком кино снимешься.

— В каком кино?

— Тебе объяснят.

С этими словами Караван в сопровождении охранников покинул двор. Чакурова тоже увели. В подвале его ожидала девушка из бассейна, но уже не в белом купальнике, а вообще без всего. Опрятный молодой человек, представившийся адвокатом, вежливо попросил следователя изобразить небольшую сцену насилия.

— Дергайте ее за волосы, заламывайте руки, в общем, ведите себя как можно брутальней. Видео никуда не пойдет, пока вы будете хранить молчание об обстоятельствах сегодняшней встречи.

— Какой из меня насильник, когда я пальцами пошевелить не могу, — процедил Чакуров, с ненавистью глядя на свиноподобных собак, которых притащили и сюда тоже.

— А вы постарайтесь, — сказал адвокат бесцветным голосом. — Приказано вас не отпускать, если не сыграете свою роль достаточно убедительно. Полагаю, вы понимаете, что это означает.

— Смелее, Леонид Борисович, — подзадорила девица. — Я не кусаюсь.

В этом она Чакурова обманула. И кусалась, и визжала, и царапалась, и сопротивлялась так яростно, что он незаметно вошел во вкус и не успел остановиться.

— Отлично, — кивнул адвокат, просматривая ролик. — В вас актер пропадает, Леонид Борисович. Или сексуальный маньяк, — он показал Чакурову свой мобильник. — Здесь ваша смерть, как в кощеевом ларце. Девушку сейчас повезут на экспертизу, она напишет заявление, все, как положено. А вы можете быть свободны. И помните: ваше будущее в ваших руках.

— Я хочу одеться, — буркнул Чакуров.

Недовольный тон — это все, что он мог позволить себе отныне при общении с бандитами.

* * *

Кошкины завтракали. Любовь Викторовна никуда не спешила. В магазине заступила на двухнедельную вахту сменщица. По дому дел было немного, в город ехать незачем.

— Что не ешь? — спросила Любовь, уминая оладьи с джемом. — Аппетита нет?

— Какой тут аппетит, нах, — проворчал Павел. — Голова, как бубен.

— Водку жри меньше.

— Ага, учить все мы умные…

Павел шмыгнул носом. Получилось у него это по-детски, жалостливо и трогательно. Внезапно Любовь вспомнила, что скоро разбогатеет, а этого забулдыгу бросит подыхать от пьянства, геморроя, язвы и прочих атрибутов настоящей мужской жизни.

— Хочешь, опохмелю? — спросила она.

— Люб… Любаша! — Павел приложил руки к седой груди. — Век не забуду.

Нельзя сказать, что жили они душа в душу. Всякое бывало: измены, ссоры, мордобой. Но выпадали и мирные, благостные периоды, когда, например, отдыхали в крымском санатории или ездили на воды в Трускавец. А то еще, бывало, Павел завязывал ненадолго, и тогда они, чин-чинарем, как все порядочные люди, сидели рядышком у телевизора, жевали что-нибудь и внимали ведущим ток-шоу и новостных блоков. Будучи трезвым, Павел ни разу на Любу руки не поднял. Случалось, обматерит в сердцах, но тем и ограничится. А до прошлого года еще и супружеский долг, хоть худо-бедно, но исполнял.

— Ладно, помни мою доброту, — сказала Люба, отлучилась во двор и вернулась с маленькой прозрачной бутылочкой, идентифицированной мозгом мужа как «чекушка», она же «мерзавчик» и просто «водочка».

— Ух ты! — сказал он и с шорохом потер ладони, как будто собирался взяться за какую-то нелегкую, но очень нужную и важную работу.

— Только не спеши, — попросила Люба. — А то сразу глаза зальешь и варнякать начнешь.

— Не волнуйся, — сказал он, обдирая пластик с горлышка. — Ты меня знаешь.

Вот именно, что она знала. Стоило Павлу перебрать хоть чуточку, как он давал волю сперва языку, потом ногам, а потом рукам. То есть, много и оживленно болтал, после чего отправлялся на поиски приключений, которые выражались в мордобое, причем, как правило, обоюдном. Засветив, допустим, кому-нибудь в глаз, Павел получал в нос или в лоб. Удивительно, но с годами хождение по этому порочному кругу ему не надоедало.

«Брошу, — думала Люба, подперев щеку извечным бабьим жестом. — На кой он мне сдался, весь провонявший и никчемный? Заведу себя хахаля. Не то чтобы совсем молодого, а сорокалетнего, в самом соку. Крепкого корня, обстоятельного. Такого, чтобы выпивал для аппетиту или с устатку. Сядем рядышком, опрокинем по чарочке, закусим как следует — и в койку. Уж я его одену-обую, машину куплю нестарую. Но без баловства. Поймаю на горячем — сразу вон. Состоятельная дама может себе позволить».

Пока она так мечтала, Павел выжрал водку, а потом отлучился в сарай под предлогом, что ему какой-то проводок нужно найти. Когда утратившая бдительность Люба спохватилась, было поздно. В сарае Павел не просто добавил, а залил зенки по самые брови и вернулся в дом без проводка, зато с твердым намерением продолжить банкет.

— Да пошел ты! — оскорбилась Люба и полетела к стене, где, схватившись за занавеску, села на пол вместе с карнизом.

— Водку давай! — потребовал Павел. — Думаешь, я не знаю, что ты из магазина тягаешь? Где прячешь, говори?

Дальнейшее было вполне предсказуемо, однако вмешался, как пишут в бульварной литературе, его величество случай. Он предстал в облике приятного молодого человека, умудрившегося войти в дом так, чтобы не побеспокоить голосистого дворового пса Рекса. Его сопровождал еще один человек, тоже молодой, но не такой приятный, а мрачный, с круглой головой и мощной шеей, до подбородка закрытый высоким горлом водолазки.

— Мир вашей хате, — церемонно произнес первый.

— Не рыпайтесь, — предупредил его мрачный спутник.

Вот чего не хватало Павлу для ощущения полноты жизни.

— Ты кто такой? — спросил он одновременно обоих гостей. — Тебе чего здесь нужно?

Приятный молодой человек назвался адвокатом. Неприятный решил отмалчиваться. Это настроило Павла не в его пользу. Упершись широко расставленными ногами в половицы, он соединил две пятерни в один огромный кулак, хорошенько размахнулся и нанес удар, рассчитывая припечатать противника в ухо и повалить его на пол. Парень в водолазке присел и снова выпрямился, легкий, как поплавок. Потом несильно развел руки и сделал ими хлопок, на мгновение коснувшись ушей Павла. Тот взвыл и, схватившись за голову, повалился на колени с таким грохотом, что посуда зазвенела по всему дому.

— Госпожа Кошкина? — обратился адвокат к Любе. — Мы пришли за банковской картой.

— А это видел?

Она показала ему то, что он, несомненно, видел каждый день по нескольку раз, когда мочился или спускал штаны еще за какой-то надобностью.