Чудовища были добры ко мне - Генри Лайон Олди

Маг был не старый, но вид имел затрапезный. Лиловая мантия, вся в жирных пятнах, больше смахивала на засаленный халат. Грязные волосы свалялись в колтуны, падая на плечи неопрятными сосульками. Мятая кожа, мешки под глазами… Он все время что-то жевал, говорил невнятно, смотрел мимо. В какой-то момент взгляд его остановился на Эльзе – и вцепился двумя рыболовными крючками. Лицо мага отвердело. Он подобрался, как кот при виде мыши. Голос зазвучал жестко и властно, отдаваясь под сводами башни гулким эхом.

– Она говорит во время приступов?

Он обращался к отцу, но смотрел на Эльзу.

– Нет, господин. Только воет волчицей. Страшно так…

– Совсем ничего?

Отец лишь покачал головой.

– А после приступов долго в себя приходит?

– Ох, долго, господин! Бывает, целый день пластом лежит. Спит, бредит…

– Бредит? – маг потер руки, как пьяница в предвкушении доброй выпивки. – И в бреду разговаривает, верно?

– Верно, – закивал отец. – Болтает, пигалица.

– И что же она в бреду… м-м-м… болтает?

– Да что ж может дитё сущеглупое в бреду нести? Ерунду всякую…

– Это уж я сам разберусь! – отрезал маг. – Давай, вспоминай. Если, конечно, хочешь дочери помочь.

– Да я… сразу и не упомнишь… – растерялся отец. – Про огонь бормотала… Плакала! Горит, мол, бегите…

– Пожара в округе после этого не было?

Отец наморщил лоб, вспоминая.

– Был! Точно, был! Через седьмицу у Джока-строгаля сарай ночью занялся. Жарища стояла, вот оно и полыхнуло. А тут ветер… Пять дворов выгорело. У Джока меньшие, близняшки, в дыму задохлись…

– Замечательно!

Отец вытаращился на колдуна.

– Это я не о пожаре, любезный, – исправился маг. – Детей жалко, спору нет. Я о другом, не бери в голову. Что еще твоя дочь в бреду говорила?

– Да я мало что слышал, господин. С ней жена больше… А, вот! Заглянул раз, а она как вскочит! И ко мне. Вцепилась – не оторвешь! Верещит: «Не езжай, папка, на ярманку! Зарежут тебя!» Я гляжу, а глаза у нее закрыты. Меня аж жуть пробрала. «Спи, – говорю, – доця! Не поеду я никуда…» Она брык на солому, и спит дальше.

– На ярмарку собирался? А?

– Раздумывал, – отец почесал в затылке. – Рожь плохо уродилась, поросенки тощие… Торговать нечем, самим бы хватило. Яблоки, разве что. Я сидру надавил, думал, пригодится. А тут дожди зарядили, жена расхворалась…

– А соседи поехали?

– Ну…

– Вернулись? С выручкой?

– Куда там! На обратном пути лихих людей встретили. Дядьку Сыча насмерть зарезали, выручку всю забрали… – отец говорил все медленней и медленней. Умолк, поднял глаза на колдуна: – Это что ж выходит? Ведьма в семье?!

– Твоя дочь – прорицательница. Видит грядущее.

У отца отвисла челюсть. Он смотрел на мага в заляпанной жиром мантии, как на вестника богов. Маг же поглядел на гостя, как на вонючего зверька, в чьей норе отыскался алмаз величиной с кулак.

– И что теперь?

– В науку отдавать надо. Иначе дар ее убьет.

– Да где ж такой страсти учат?!

– Есть места. Или ты своей дочери враг?

– А денег много запросят? Мы люди скромные…

– Не надо денег. Сивиллы таких, как твоя Эльза, по всему свету ищут. Считай, повезло тебе. Собирай дочь в дорогу и через три дня привози ко мне. Я сам доставлю ее к сивиллам.

Маг присел на корточки, взял Эльзу за плечи. Изо рта мага несло кислой капустой. Пегая щетина покрывала щеки, обвисшие, как брыли у пса. Девочка хихикнула. Маг кивнул, словно услышал правильный ответ. И впервые за весь разговор обратился к Эльзе:

– Поедешь учиться на сивиллу?

– Если я останусь дома, я умру? – спросила Эльза.

– Да. И очень скоро.

– Тогда поеду. Я хочу жить долго-долго! Всегда!

Дорога в обитель Эльзе запомнилась смутно. Повозка тащилась по колдобинам, подпрыгивала на ухабах. Мимо плыли рощи и поля, деревни, похожие, как близнецы. Возница покрикивал на костлявую лошадь. Та и ухом не вела. Маг молчал, Эльза ела, что давали, и много спала. Приступ с ней случился только один раз. Когда девочка очнулась – на нее смотрели внимательные, немигающие глаза мага. Что он хотел высмотреть в ней? Этого Эльза никогда не узнала. Как и того, чем расплатились с магом сивиллы за новую сестру. Деньгами? Вряд ли. Обитель не была богатой.

Предсказаниями?

Дни сливались в серую маету. Девочка уверилась, что они будут ехать целую вечность. Огорчило ли это Эльзу? – нет. По родителям она не скучала. Но всему приходит конец, и дороги – не исключение. Настало утро, когда они въехали в огромный город, и в Эльзе вспыхнул интерес. Она завертела головой, пытаясь увидеть все-все вокруг. Голова закружилась. Но девочка все равно продолжала таращиться по сторонам. Всюду был сплошной камень: стены – из камня, дома – из камня, ступеньки лестниц – из камня… Даже улица была вымощена булыжником, по которому отчаянно грохотали колеса повозки. Мимо проезжали другие повозки и всадники, по улицам валили толпы народа. В глазах рябило от пестрых камзолов и кафтанов, шляп с перьями и без; плащи и накидки, ботфорты и башмаки, лосины и панталоны… А усатые стражники с алебардами, в сверкающих кирасах и шлемах? А женщины в роскошных платьях, с вышитыми на них цветами и птицами, с кружевами и оборками – сами похожие на диковинных птиц? И снова – камни, россыпи камней. Они блестели, сверкали, таинственно мерцали – янтарь пуговиц, нефрит застежек, полированный змеевик и яшма пряжек, гранаты и топазы перстней, агаты и сердолики ожерелий…

Увы, в городе они не задержались. До обители сивилл, оказывается, было уже рукой подать. По городским меркам обитель выглядела скромно: каменный дом в два этажа, ряд бараков из бревен, хозяйственные пристройки. Дальше начинались горы, и по склонам ползли седые пряди тумана.

Навстречу гостям вышли женщины. В строгих платьях без излишеств; широкие, складчатые пелерины спадали до локтей. У каждой сивиллы на лбу была повязана синяя лента с золотым тиснением, перехватывающая волосы. Эти ленты заворожили Эльзу. Ни на что другое она уже не могла смотреть. В душе девочки зрел жизненно важный вопрос. Наконец, собравшись с духом, она спросила:

– А мне такую ленту тоже дадут?

– Конечно! – рассмеялась старшая из сивилл.

Ее смех Эльзе понравился: он был совсем не обидный. И улыбка понравилась. А больше всего понравился ответ.

– Тогда я у вас останусь, – кивнула девочка.

* * *

Все сивиллы были взрослые. Даже Катрина – ей было целых двенадцать лет! Катрина звала Эльзу малявкой и головастиком, и играть с ней не желала. За исключением этой вредины, в обители Эльзу никто не обижал. Кормили тут вкусно, лучше, чем дома! Странное дело – Эльза по-прежнему ни капельки не скучала по родителям, но трижды на день вспоминала старшего брата Игана, хоть тот и любил втихаря отпустить сестре щелбан.