Джейн Доу. Без сожалений - Виктория Хелен Стоун

Как-никак всем известно, что женщины ответственны за поведение мужчин. Если мы не соблюдаем осторожность, они могут решиться взять то, что им хочется. Такова их природа, ничего не поделаешь. Но в данном случае психологическое нарушение у меня.

Мы добираемся до церкви к восьми тридцати пяти, так что мое безответственное пристрастие к кнопке повтора ничего не рушит. Служба начинается в девять, но у Стивена, как у дьякона, есть определенные обязанности.

— Я познакомлю тебя с отцом после службы. Сейчас он накладывает завершающие штрихи на свою проповедь. Ты как, сама справишься?

Так как я не сгораю от страсти, я заверяю его, что отлично справлюсь, и он уходит, предоставляя мне бродить по огромной церкви. Внутри, на скамьях, уже много людей — в большинстве своем пожилые пары, которым не придется развлекать маленьких детей во время службы.

Здание церкви обтекаемое, построено в современном стиле, а во внутренней отделке присутствует намек на показуху. Резной деревянный аналой покрашен золотом, за ним — гигантский витраж, поднимающийся к небесам. На витраже красивая сцена: верующие в ярких одеждах собрались у подножия холма и слушают Спасителя. Иисус возвышается над ними, его руки распростерты в приветствии, но этот жест, скорее, похож на приглашение к поклонению.

На тот случай, если кто-то не понял: я неверующая.

Там, где я выросла, в Бога верили все. Все поклонялись Иисусу. И все они жили бедно, в нищете и страданиях. Теряли работу, детей и достоинство, однако от этого молились еще более истово. Я всегда распознаю жульничество.

Однако здесь людям есть за что благодарить. Я замечаю дорогую сумку «Луи Виттон» у женщины, сидящей на краю скамьи. Она пришла рано, но, вместо того чтобы занять место в центре скамьи, устроилась с краю, и теперь все, кто будет пробираться мимо нее, увидят сумку. Она хочет, чтобы все завидовали ей или хотя бы признали, что она лучше других.

Если бы я не играла роль невинной тихони, то села бы позади женщины и стала бы ждать, когда она отвлечется. Она бы встала, чтобы поговорить с приятельницей, и я стащила бы ее сумку и прокралась по проходу. Отнесла бы ее в туалет и поставила на пол в кабинке, как будто она сама там ее забыла.

Через несколько минут она стала бы в панике искать свою драгоценную сумку. Пришла бы в ярость. Сорвала бы службу. Принялась бы орать. Потом обвинила бы своих благочестивых соседей в краже. Кто-нибудь в конечном счете нашел бы пропавшую сумку в туалете целую и невредимую, с нетронутым содержимым. Та возвратилась бы к хозяйке, но обидные слова не забылись бы. Что это за человек, который забывает сумку в туалете, а потом обвиняет всех в краже?

Я усмехаюсь, представляя, какой урон можно было бы нанести этой дамочке. Но, увы, не имею права рисковать. Сегодня, во всяком случае.

Некоторые замечают мою довольную улыбку и тепло приветствуют меня. Совершенно очевидно, что меня переполняет Святой дух.

Поток прихожан не иссякает. Я усаживаюсь в десятом ряду и готовлюсь к представлению. Кажется, Стивен закончил со своими обязанностями: он выходит из боковой двери и занимает место на передней скамье рядом с другими мужчинами в такой же одежде. Я вижу, как он смотрит на другой конец скамьи, где с очень прямой спиной сидит блондинка в ярко-малиновом костюме. Ее вьющиеся локоны ниспадают на спину.

Она не поворачивается к Стивену, а смотрит прямо перед собой. Женщины на соседних скамьях разглядывают ее. Кто-то подходит к ней и пожимает ей руку. Я почти уверена, что это жена пастора.

В зал вкатывается огромная волна красного. Мужчины и женщины в атласных алых рясах заполняют все пространство позади аналоя. Все встают.

Я ожидаю, что сейчас зазвучат басы и барабаны, но потом вспоминаю, что церковь-то не южная. Все берут в руки Псалтирь, и благообразный хор начинает петь о любви Бога. Я с трудом удерживаюсь от того, чтобы не ухмыляться. Музыка ужасна, а шоу не предвидится. В южных баптистских церквях люди танцуют и доводят себя до экстаза. Иногда они падают в проход и дергаются. Подобные зрелища бывали наградой за то, что мы рано вставали по утрам в воскресенье и шли в церковь.

Зато здесь не надо бояться, что бабушка заедет тебе локтем под ребра или рявкнет, чтобы ты «не лыбилась, как дьявольская потаскуха». В то время мне было девять. Вероятно, как скороспелая дьявольская потаскуха. К двенадцати годам я заявила матери, что отравлю ее «Доктор Пеппер» «Визином», если она погонит меня хотя бы на еще одну службу. Так как в предыдущее воскресенье у нее был сильный понос, она мне поверила. Хотя я к этому отношения не имела. Это был результат привычки не мыть руки. Пути господни неисповедимы.

Жуткое пение заканчивается и начинается новое. Я наблюдаю за поющими людьми вокруг. Стивен, естественно, поет громко. Женщина, которую я принимаю за его мачеху, поет с улыбкой, которая кажется мне странной и фальшивой, а я умею распознавать странное и фальшивое.

Наконец по лестнице сбоку на подиум поднимается пастор. Он не очень похож на Стивена: седой, лысеющий, толстоватый. Его лицо значительно мягче, чем у сына, зато, когда он снисходительно улыбается всем нам, я сразу вижу сходство между ними.

— Друзья! — Он делает паузу, чтобы слово достигло удаленных уголков зала и замерло над приветственными возгласами прихожан. — Друзья, — повторяет он, когда все звуки стихают, — добро пожаловать в нашу церковь в этот благословенный день!

Ему в ответ плывут скудные «аминь». В Оклахоме половина прихожан уже вскочила бы на ноги, но здесь, в Миннесоте, все по-другому.

— А сегодня действительно благословенный день в этом благословенном месте.

— Да, сэр! Да!

— Но не каждое место благословенно, не так ли? Во всяком случае, у нас в стране. И в нашу эпоху. И нам надо поговорить о тех, кому повезло меньше.

Я изгибаю бровь, удивленная тем, что этот человек в этой церкви собирается говорить о бедных. Вынуждена признать, что я не ожидала такого от отца Стивена. Может, Стивен — более сложная натура, чем я думала? Может, мое восприятие той истории с точки зрения Мег было искаженным и извращенным?

Однако на лицах вокруг меня самодовольство вместо сострадания, и следующие слова пастора Хепсуорта объясняют почему:

— Не все получают благословение, потому что не всем, в отличие от нас, друзья мои, улыбается удача найти Господа. Не все понимают, что значит жить правильно.

Ну вот, приехали.

— Жить правильно, — повторяет он более глубоким и громким голосом, теперь уже напитанным ненавистью. Люди вокруг меня начинают трепетать от восторга. — Ведь существует правильный образ жизни, не так ли, друзья? Несмотря на то что вы видите по телевизору или в фильмах, или в Интернете, существует правильный образ жизни, и люди, которые не следуют ему, платят свою цену.

Опять звучит «аминь». Всем нравится, когда им говорят, что они правы, так как это означает, что кто-то еще восхитительно, сказочно ошибается, и осознание этого дарует радость. Мне тоже нравится.