Тайное становится явным. ЦОС ФСБ уполномочен заявить - Василий Ставицкий

НЕ ДЕПОЛИТИЗАЦИЯ — ДЕПАРТИЗАЦИЯ

В телефильме «ТАСС уполномочен заявить…», снятом по одноименному роману Ю.Семенова, повторяется такая сценка: от Кремля к Лубянке мчится на большой скорости черная «Волга» с наглухо зашторенными окнами. Не знаю, какой смысл вкладывал в этот эпизод режиссер, но мне виделся в нем некий символ — сращение КГБ с государственно-партийным аппаратом.

— А вы как думаете, Александр Николаевич? — спросил я генерала Карбаинова.

— Думаю, что сегодня этот образ можно трактовать по-иному… Если продолжить сравнение, то «Волга» движется ныне по демократическому маршруту. Вернее, по маршруту, который благодаря перестройке нашей политической системы стал демократическим.

— Сейчас с разных трибун, со страниц газет и журналов, с экранов ТВ много говорят о необходимости деполитизации армии, внутренних войск, милиции, органов КГБ. Стало уже секретом полишинеля, что вопросы госбезопасности «курировал» один из отделов ЦК КПСС. А как будет теперь, в условиях публично провозглашенной многопартийности, плюрализма мнений?

— А никто ни от кого не скрывал, что КГБ работает под руководством партии, которая 70 с лишним лет была единственной руководящей и направляющей силой. Нас, чекистов, официально считали «вооруженным отрядом партии».

Вспомните, как возникла ЧК? В условиях острой политической борьбы: месяц спустя после Октябрьской революции, еще точнее — 20 декабря 1917 года. «Чрезвычайка» уже тогда занималась вполне конкретными задачами: боролась с контрреволюцией, саботажем.

— Ведь у ЧК, если не ошибаюсь, был первый опыт двухпартийного существования.

— Был и закончился весьма плачевно — 6-м июля 1918 г., когда внутри ЧК столкнулись две политические силы: большевики и левые эсеры. В те дни наше государство и стало однопартийным. Органы госбезопасности, естественно, тоже. С тех пор они работали под руководством партии. Хотя понятие «под руководством» нужно употреблять с известными оговорками, ибо, как я уже отмечал, ими лично руководил Сталин.

— Но вернемся в день сегодняшний. Как вы, Александр Николаевич, представляете себе деполитизацию КГБ?

— Да никак. Деполитизация наших органов попросту невозможна, потому что сам процесс обеспечения безопасности — и есть политика, хотим мы этого или не хотим. Здесь, на мой взгляд, уместнее другой термин: департизация. Улавливаете разницу?

…Я сторонник того, чтобы идти от реальной жизни. Сейчас в стране создано более 15 новых партий, но пока все они носят, так сказать, декларативный, назывной характер, поскольку насчитывают в своих рядах от 100 до 2000 человек. И количественный состав, и социальная база, на которые эти партии опираются, крайне малы и слабы. Но, признаться, я не удивлюсь, если вскоре на политической арене появится 1–2 сильные партии. Настолько сильные, авторитетные и влиятельные, что их представители займут серьезные позиции в парламенте, в правительстве страны.

— И в органах КГБ тоже?

— Разумеется.

— И тогда…

Вот тогда-то, возможно, и станет необходимой департизация. Дабы не повторились политические стычки далекого 1918 года. Ведь КГБ призван сегодня защищать не партийную, а действительно государственную и общественную безопасность.

ВОЗВРАЩЕНИЕ ДИССИДЕНТОВ

История диссидентов началась давно, чуть ли не с 1917 года. Скверную роль сыграл в ней Закон СССР «Об уголовной ответственности за государственные преступления», принятый в декабре 1958 года. Статья 7 этого закона (статья 70 УК РСФСР) имела название «Антисоветская агитация и пропаганда». Ее можно было толковать широко, а значит, использовать для преследования за мнение и слово.

— Александр Николаевич, сколько же их, современных еретиков, пошли по «антисоветской» статье в лагеря и ссылки?

— Парадоксально, но факт: при Хрущеве, когда пахнуло «оттепелью» и забрезжил рассвет демократии, по этой статье было посажено и сослано 7 тысяч человек, а в брежневское время — только 700. Говорю все это не для оправдания органов безопасности. А для того, чтобы внести ясность. КГБ преследовал диссидентов не по собственной инициативе и воле, не по чьему-то приказу, а четко выполняя закон.

Масштабы преследования инакомыслящих, конечно, были уже не те, что при Сталине. И судили не «тройки». Все шло в рамках уголовно-процессуального кодекса. Соблюдались процедуры, характерные для любого цивилизованного государства: был суд, были адвокаты и прокурор, было обвинение. И это не должно вызывать натянутые улыбки— исполнялся закон, действовавший тогда. Плохой ли, хороший, но закон,

Кстати, диссидентами занималось в те годы не более одного процента сотрудников органов КГБ.

…Слушая генерала, я вызывал в памяти знакомые лица — тех, кто вошел в число отверженных. Я думал о сломанных судьбах семерых смелых, сделавших нравственный выбор в августе 1968 года: они вышли на Красную площадь, протестуя против «братской помощи» Чехословакии. Вспомнил горькое признание моего однокурсника по журфаку Саши Соколова: «Больше не могу так жить… Уеду!» Не дожидаясь ареста, он в 1975-м эмигрировал за границу и там издал свой роман «Школа для дураков».

Диссидентом значился и сосланный в Горький академик Сахаров, у которого несколько лет, говоря фигурально, единственными собеседниками были сотрудники КГБ. Я будто заново ощутил и обиду, и гордость за него, когда великий правдолюбец, освистанный из зала брежневскими последышами, спокойно, не теряя достоинства, спускался с трибуны первого Съезда народных депутатов СССР… Все это припомнилось мне, когда я слушал генерал-майора Карбаинова. Поэтому спросил его:

— Товарищ генерал, а как вы сами оцениваете диссидентскую статью закона?

— Отрицательно. Эта статья — следствие классовой нетерпимости, долгие годы насаждавшейся в нашем обществе. Когда против Слова поднимают топор, это к добру не приводит. Неспроста старая русская пословица гласит: что написано пером… Со словом, я считаю, можно бороться только словом. Плюрализм мнений вот признак истинной демократии.

Я, да только ли я — многие мои коллеги искренне радовались, когда в апреле 1989 года Указом Президиума Верховного Совета СССР было изменено содержание этой статьи.

— Как изложена она в новой редакции?

— Об «антисоветской агитации и пропаганде» вообще больше речь не идет. Отныне к уголовной ответственности человека можно привлечь лишь за «призывы к насильственному свержению или изменению советского государственного и общественного строя».

— Если я вас правильно понял, сегодня тех семерых, кто в 68-м протестовал против вторжения союзных войск в Чехословакию, не посадили бы и не сослали?

— Нет.

— Так же обстоит дело и с «Памятью», и другими неформалами?

— Органы КГБ не могут предъявить претензий к неформальным организациям, которые не призывают к насильственному свержению государственного и общественного строя. «Вольную» прессу тоже никто трогать не собирается — пиши, что душа пожелает. Однако не надо забываться и забывать, что Закон на страже!..