Расплата - Джон Гришэм

– А мама может вернуться домой? – тихо спросил он. – Отец поместил ее в дом для душевнобольных, но теперь его влияние существенно снизилось. Есть шанс, что ее отпустят?

– Не знаю. Раньше Пит раз в месяц ездил в Уитфилд повидаться с ней, но особенно не распространялся. Только упоминал, что улучшения не наступает.

– Как может наступить улучшение, если человек в сумасшедшем доме?

– Вопрос не по адресу.

– А почему я не могу ее навестить?

– Отец запретил.

– Я не могу повидаться с отцом и не могу навестить мать. В общем, я потерял обоих родителей.

– Да, дорогой. Мне очень жаль.

Они долго смотрели на огонь и молчали. Дрова шипели и потрескивали, пламя угасало. На кожаный диван прыгнула кошка и посмотрела на Джоэла так, словно он вторгся на чужую территорию. Вскоре он тихо произнес:

– Не знаю, как поступить, Флорри. Ничего не приходит в голову.

Теперь уже Джоэл говорил неразборчиво, его язык заплетался. Она сделала глоток джина.

– Возвращение сегодня домой – это не выход. Поезд в Мемфис отходит в половине десятого утра, тебе нужно успеть на него. Здесь ты ничего не исправишь, только появятся лишние тревоги.

– А тревожиться можно и в колледже?

– Именно.

Большая окружная коллегия присяжных собиралась каждый третий понедельник месяца, чтобы заслушать свидетельства о преступлениях местных граждан. В повестке на 21 октября значился обычный перечень пунктов: переросшая в жестокую драку ругань, кража Чаком Марли машины, перестрелка между неграми (хотя тот, кто выстрелил из пистолета, промахнулся, и пуля разбила окно в деревенской церкви белых, отчего преступление подпадало под категорию тяжких); аферист из Тупело, наводнивший округ поддельными чеками; белый мужчина и черная женщина, яростно протестующие против законов штата о расовом кровосмешении, и так далее. Всего десять – преступления тяжкие, что составляло среднее число для относительно мирной территории. Последним значился пункт об обвинении Пита Бэннинга в убийстве.

Майлз Труитт был окружным прокурором с тех пор, как семь лет назад его выбрали на этот пост. В качестве главного прокурора он управлял коллегией присяжных, служившей не более чем «штамповщиком» того, чего хотел он. Труитт отобрал восемнадцать человек, которые исправно исполняли его волю, выбирал нужные ему преступления, вызывал только тех свидетелей, какие требовались обвинению, немилосердно давил на присяжных, если улики казались неубедительными, и в итоге добивался обвинительного акта. Он изучал повестку дня и указывал, какие преступления рассматривать первыми, а какие – последними. Многие случаи не доходили до суда: все заканчивалось сделкой – подзащитные признавали себя виновными в обмен на нестрогие приговоры.

После семи лет судебной службы Майлз Труитт погряз в рутине отсеивания бутлегеров, драчливых мужей и угонщиков машин. Его юрисдикция распространялась на пять округов двадцать второго района, и в прошлом году лишь четыре случая завершились вынесением вердикта. Остальные обвиняемые сразу признали себя виновными. Работа теряла глянец только потому, что в его углу северного Миссисипи не хватало ярких преступлений.

Бэннинг прервал монотонность, причем эффектным образом. Любой прокурор мечтает о сенсационном процессе над убийцей с известным (белым) защитником, знаменитой жертвой, набитым залом суда, множеством корреспондентов и благосклонных избирателей и, разумеется, благоприятным для обвинения итогом суда. Мечта Труитта превращалась в реальность, и он старался обуздать свое рвение как можно скорее обвинить Бэннинга.

Коллегия присяжных собралась в том же помещении суда, где заседает малое жюри. В тесном зале, которого едва хватало для двенадцати присяжных со стульями вокруг узкого стола. Из восемнадцати присутствовали шестнадцать – все белые мужчины. Мистер Джок Федисон из Каррауэя сказался больным, хотя никто не сомневался, что он был слишком занят на уборке хлопка, чтобы распыляться на судебные дела. Мистер Уэйд Баррел даже не удосужился позвонить, и о нем уже несколько недель не было ни слуху ни духу. Фермером он не был, но поговаривали, будто у него возникли проблемы с женой. Она откровенно заявила, что муж напился, ушел и она его больше не видела.

Шестнадцать составляли кворум, и Труитт призвал членов коллегии к порядку. Первым свидетелем пригласили шерифа Гридли. Труитт решил начать с дела Чака Марли, и Гридли изложил факты. Обсуждения не потребовалось, и голосование было единогласным – хищение в крупных размерах. Следующим значился аферист. Шериф предъявил поддельные чеки и показания под присягой обманутых коммерсантов. И опять единогласное голосование, как и в случае с раздельщиком древесины, который, кроме прочих травм, сломал жене нос.

Правосудие неслось на всех парах, пока Труитт не вызвал нарушителей закона о расовом кровосмешении, которые занимались любовью в кузове пикапа в районе, известном подобными приключениями.

Помощник шерифа Рой Лестер получил анонимные сведения, что планируется подобное свидание, и первым прибыл на место. Он спрятался в темноте и убедился, что информатор его не обманул. Белый мужчина, который позднее признался, что у него есть жена и ребенок, подъехал на пикапе к месту, где скрывался полицейский, и начал раздеваться. То же стала проделывать незамужняя восемнадцатилетняя черная. Рядом никого не было, и парочка решила заняться любовью в кузове.

Свидетельствуя перед коллегией присяжных, Лестер сообщил, что тихо наблюдал из-за деревьев. И нашел сцену весьма эротичной и бурной. Присяжные навострили уши, и полицейский не стеснялся в деталях. Когда мужчина испытал оргазм, он выскочил из засады, и, размахивая оружием, крикнул: «Прекратить!» Наверное, команда была неправильной – разве может человек остановиться в высшей точке наслаждения? Пока влюбленные поспешно одевались, Лестер ждал их с наручниками. Препроводил в спрятанную на грязной дороге патрульную машину и отвез в тюрьму. В дороге белый мужчина расплакался и стал просить о снисхождении. Его жена наверняка разведется с ним, а он ее очень любит.

Лестер закончил показания, притихшие присяжные сидели так, словно ждали продолжения. Наконец переехавший из Огайо Фил Хобард спросил:

– Если мужчине двадцать шесть лет, а женщине восемнадцать, в чем заключается нарушение закона?

Труитт моментально овладел контролем над обсуждением.

– В связи белого с черной, которую юрисдикция штата много лет назад определила незаконной.

Мистера Хобарда его ответ не устроил. Игнорируя хмурые лица коллег, он продолжил:

– Разве адюльтер – это противозаконно?

Несколько мужчин опустили головы и стали изучать разложенные на столе бумаги. Кто-то поежился, а правоверные взглянули так сурово, словно хотели сказать: «Если и не противозаконно, то надо сделать противозаконным».

– Нет, – ответил Труитт. – Когда-то было, но власти сочли затруднительным обеспечивать исполнение данного требования.