Глупый гений - Саша Анжело

Зрительская жажда страха, делала гонки прошлого века привлекательней с каждым годом, но для нас, современных наблюдателей, те события сродни древнегреческим трагедиям, летописям, легендам… Я узнавал все больше драматических истории о известных гонщиках: например, о том, как канадец Жиль Вильнев обещал до конца жизни не разговаривать с партнером по команде французом Дидье Пирони, отказавшимся слушаться командной тактики и уступать ему первое место. Жиль свое слово сдержал, он погиб на следующем гран-при. Прошли годы, Дидье тоже погиб, тоже на скорости, но не на трассе, а на воде. Спустя пару месяцев его вдова родила близнецов и назвала их Жиль и Дидье. А сын самого Жиля, Жак Вильнев, в 1997 году стал тем, кем мечтал, но не успел стать его отец – чемпионом мира.

Позже, я прекратил интересоваться подобного рода вещами… Я, как и большинство, считал, что техника безопасности современных болидов, а также трасс, заставляла не сомневаться в том, что все под контролем. Гравий, покрышки, шиканы…

В 2011 году, создав себе страницу в фейсбуке, я добавил в друзья итальянца из Монако по имени Жюст Бонмарито – молодого перспективного гонщика выступающего в серии GP2. Через два года, к моей гордости, он стал гонщиком Формулы-1. По забавному стечению обстоятельств его взяли именно в российскую команду – первую и единственную (честно слово, я тут не при чём). А в следующем году, он должен был выступать на первом в истории гран-при России. Я был горд тем фактом, что дружу с человеком, которого показывают (пуская лишь в шлеме и не всегда долго) по телевизору на протяжении двух-трех часов гонки в прямом эфире. Друзей у него «в друзьях» было немного – это практически делало из меня члена частного клуба, авансом веривших в его талант. Забегая вперед, я скажу, что во время гран-при Монако состоявшееся через месяц после того, как я проехался на автобусе по трассе, Жюст заработал свои первые 5 очков – сделал нереальное на такой машине на такой трассе (здесь практически невозможны обгоны, не-воз-мож-ны!).

Когда я показал фотографию Жюста моей сестре, она решила, что он, цитирую: «Привлекательный фотомодель, может даже лучше», но судя по немногочисленным интервью, это был скромный, совсем не зазнавшийся парень. Жюст принадлежал к династии автогонщиков, как-то он выложил фотографию своего двоюродного деда, отдавшего свою жизнь за гонку. Он чем-то даже был на него похож, только лицо его родственника украшали тонкие закрученные усы, модные в пятидесятых-шестидесятых годах.

Наш автобус сделал остановку на высокой скале, с которой открывался захватывающий дух вид на мыс Кап-Ферра, на море, на крыши прибрежных домов и бурно цветущую апрельскую растительность: зеленые кроны пальм, розовые лепестки деревьев, спело-желтые кусты, длинная песочная линяя разделяемая с глубокой лазурью тонкой пенной линией. Я ещё раз вспомнил Жюста. Вспомнил вслух некрасивыми словами без малейшего желания обидеть, словами которыми мои друзья, знакомые, однокурсники, коллеги придают речи эмоциональные оттенки сильных переживаний.

Сестра две минуты до этого дарившая свой неморгающий взгляд ароматному пейзажу, с укором уставилась на меня. Я замолчал, но в мыслях в том же духе продолжил восхищаться и видом, и воздухом, и жизнью, которые мог позволить себе мой виртуальный друг и вероятнее всего воспринимал, как должное.

Следующим летом Жюст попадает в аварию. Обычное дело на мокрой трассе. Красный флаги, остановка гонки, ожидание. На подиуме никто не улыбается. Еще ожидание. Все не так просто, как обычно. Жюст в коме.

В тот июльский вечер лил сильный дождь. Сестра просила съездить с ней забрать котенка, которому срочно нужен дом. Забрать к нам домой, конечно. Навсегда. К счастью люди, у которых он был на передержке, в этот день не могли его нам передать, и после работы я спешил домой. Спускаясь в метро, над которым сгустились бурые тучи, я не ожидал, что приехав на мою станцию, помимо грозы застану новый всемирный потоп. Люди скопились в вестибюле метро и ждали. Кто-то ругался, непонятно, правда, на кого. Когда дождь утих, я довольный собой, как самым смелым первопроходцем, выскочил на улицу. Дороги смыло. Воды было по колено. Забавно… будучи на средиземном море в тот раз я так и не искупался, а в холодной питерской луже мне всё-таки пришлось! Кое-как доплыв до своего дома, попав в свою квартиру, я обнаружил, что воды в кранах, напротив, совсем нет и не предвидится в течении двух недель. Тот вечер и ночь казались мне совершенно непросветными, полными тревог и неприятных ожиданий. Но утро следующего дня выдалось на удивление солнечным. Вода с улиц испарилась. Стало чисто и свежо. Мы съездили за котёнком. Я нехотя уступил сестре возможность покормить это маленькое и удивительно смышленое существо, я залез в свой телефон, чтобы узнать погоду на завтра. Мне, вдруг, захотелось после долго перерыва сходить на картинг, сводить туда сестру, чтобы она испытала тоже, что некогда я. Я хотел покататься, а не поплавать, именно поэтому решил узнать будет ли дождь, а заодно почитать новости в социальных сетях.

В ленте новостей было сказано, что Жюста не стало рано утром.

Я выключил радио, передающее какой-то бодрый популярный хит, и медленно опустился на стул. Сестра убаюкала котенка и улыбнулась мне. Видя её радость, я не мог сказать то, что только что узнал.

Прибывая все в таком же хорошем настроении, она открыла альбом с фотографиями нашего прошлогоднего путешествия в Европу.

–Смотри, помнишь, как тебе пытались продать с десяток маленьких Эйфелевых башен? Я тебя сфотографировала в тот момент. Помнишь же? Чего ты молчишь такой грустный? А это… Это ты точно помнишь, смотри!

Она протянула мне фотографию цветущего пейзажа Лазурного берега. Скривив рот в ядовитой ухмылке, я говорил в камеру какие-то скабрезности в адрес монегаск, показывая в сторону Монако.

–Прости меня, Жюст… Прости меня.

Я держу в руках Викин дневник, пока она готовит мне макароны. Стоит заметить, впервые макароны готовлю не я, а она мне. Вадим кричит из соседней комнаты: зовет играть во что-то. Вике, видно, уже не терпится, она пробует, не готовы ли макароны. Пока нет. Как же мне надоели эти бесконечные игры, шутки, развлечения с ними… Мне бы полежать бы на диване со смартфоном, отдохнуть, посмотреть телевизор в полнейшем спокойствии!

Я долистываю Викин дневник до последней страницы. Я в шоке оттого, что мои родители тоже были когда-то детьми. За всю мою жизнь, мне и в голову не приходило, что этих двух взрослых, которых мне приходиться воспитывать, когда-то давно кто-то уже пытался. Причем, Викиных родителей я знаю очень, хорошо, я тоже продукт их воспитания. Вика – это моя мама, Вадим – мой папа, но кто ж будет так называть людей, которые психически и морально младше тебя лет на двадцать (сейчас мне восемь лет, и отрицательные числа мы пока не проходили)!

Мне восемь лет, кому-то может показаться, что это мало. Я так не считаю. А вы, видимо, забыли себя в возрасте восьми лет. Не знаю, на что способна память человека, но я помню себя с трех лет, а может и раньше. Почему же раньше? Просто потому, что о том, что человек имеет возраст, я узнала только в три года, следовательно, только с трех могла вести свои умозаключительные записи. Вот мое первое воспоминание: я лежу на кровати в обнимку с Викой и думаю: «Я – ребенок, Вика – моя мама. Вадим – мой папа. Бабушка – моя бабушка, дедушка – мой дедушка. Быть мной – самое лучшее, самое выгодное и интересное положение в обществе. Мне повезло, что я – ребенок». Сейчас мне восемь, и Вика любит вспоминать, как в моем возрасте ей безумно нравилась рисовать эту цифру— перевернутый знак бесконечности. Все это глупость и ерунда, возможно, но согласитесь, что-то в этом есть. Боюсь только, что разумность с возрастом уходит, если ее регулярно не подпитывать чтением, изучением и размышлениями в полном одиночестве. Смотрю иногда на взрослых и вдыхаю оттого, что меня ждет в будущем. Впрочем, у времени есть некоторые преимущества. С каждым годом я словно нахожу в себе новые возможности зрения. Вещи окружающие меня с самого рождения приобретают новый смысл. Впервые я заметила это, когда свежим взглядом взглянула на фото себя в младенчестве. Я сижу на коленях нежно смеющегося Вадима, под очарованным взглядом Вики. Два больших ребенка завели себе ради развлечения куколку. Как я уже говорила, я помню себя с трех лет, именно с этого периода лет я кое-как, но уже могла позаботиться о своем благополучии. Как они дорастили меня до этого возраста, для меня остается загадкой. Скорее всего, в то время я постоянно висела на бабушке с дедушкой. Иначе бы они так беззаботно не улыбались на этом фото.