Порочные души - Ellen Fallen

– Обязательно, но не его сыну. Я не имею прав скрывать от него правду, даже если просит отец, но у меня тоже есть, как и у тебя, своя отговорка. Младший Карпентер не приезжал в больницу, все, что я должен был сказать ему, услышал его отец. Как любой отец, мужчина переживает за своего сына, что тот зная, чем закончится жизнь его ребёнка, сорвётся. Он не хочет потерять ни сына, ни внука, понимаешь? Он в курсе, что то, что получилось сделать у тебя – мастерство. Но однажды ты не сможешь этого сделать. Он к этому готов, видимо поэтому он узнает о тебе и просил работать, – я подписываю бумаги и передаю ему. – Если у тебя возникнут вопросы, ты всегда можешь обратиться ко мне.

Я судорожно киваю, решение уже явно принято.

– Какие у него шансы? – я встаю со стула и начинаю ходить по кабинету.

– Из моей практики месяцев восемь или год, – я зажмуриваю глаза, борюсь со слезами и безысходностью.

– У них ведь есть связи, деньги, доступ ко всему связанному с медициной. Ну, неужели нельзя сделать что-то? – ставлю руки на бёдра и смотрю на него, – Ну хоть что-то?

– Это тот случай, когда из-за родителя страдает ребёнок. Чудо может случиться, но я ещё такого не видел. Ты знаешь, что я не умею врать, и медицина этого не приемлет. Это как насмешка жизни, у них есть возможности, но у жизни нет возможности для них, – он убирает все со стола и подходит ко мне. – Ты должна относиться к этому ребёнку как профессионал. Я так понимаю, ты точно приняла решение?

– Если они оставят меня у себя на эти месяцы, вы позволите мне потом вернуться в больницу? – говорю это со слезами на глазах.

– Конечно, Эмерсон. Ты всегда можешь вернуться, – он провожает меня к выходу, когда за мной закрывается дверь, меня не слушаются ноги. Все вроде и так ясно, но веру просто невозможно удушить в себе. Пусть я буду амбициозна на свой счёт, но надо попытаться. Даже если мне придётся сталкиваться с дурацким водителем. Но сначала я хочу сделать кое-что, чтобы точно принять решение.

Прохожу мимо поста медсестёр акушерского отделения, милая девушка восточной внешности уже привыкла к моим налётам, поэтому без разговоров записывает на меня тест. Отправляюсь в туалет с одноразовой баночкой, наполняю её. Выдыхаю и отрываю упаковку, помещаю палочку в жидкость и жду. Бледно-розовая полоска разочаровывает меня. Выливаю содержимое в унитаз, выкидываю тест на беременность и баночку, избавляюсь от режима ожидания. Мою руки с мылом и высушиваю, после выхожу в коридор и иду в своё отделение. Мне остаётся собрать вещи и отправляться в первый полноценный отпуск, который планировался по единственной причине – это моя мнимая беременность. А я уже практически хотела начинать вить гнездо. Черте что.

Едва сдерживая себя, я закидываю спортивную сумку вещами, которые перетащила в больницу. Решаю дома принять душ, слишком устала. Когда я закрываю двери шкафчика, мой взгляд упирается в гигантского медведя, теперь его голова наклонена в сторону, что грозит ему свалиться на пол. Рассматриваю его со всех сторон, нахожу бирку и застываю на месте.

«Спасибо за все Эмерсон Саттон».

Я даже не могу представить, кому принадлежат эти слова. Таинственный незнакомец, который его принёс, так и не заявился. Все мои бывшие парни были высокими, мои вкусы не изменились с тех пор, как я закончила школу. Подарю медведя Трентону, мне он ни к чему. А ребёнок когда подрастёт – оценит. Перекидываю медведя к себе на плечо, ноги болтаются по полу, поэтому подтягиваю его так, чтобы половина игрушки свисала. Улыбаюсь всем проходящим мимо меня в ответ, со стороны может показаться, что медведь идёт задом наперёд, меня за ним не видно. Спускаюсь, кряхтя, по лестницам, прохожу на парковку к моей маленькой машинке. Некоторое время борюсь с игрушкой, пытаюсь усадить его на капот машины, но он постоянно сползает. В какой-то момент мне кажется, сработала сила притяжения и я, запнувшись об свою спортивную сумку, чуть не упала навзничь. Крепкие руки подхватывают меня подмышки, аккуратно ставят в исходное положение. Я начинаю смеяться, как глупо все произошло.

– Спасибо, что не позволили мне упасть. Сама себе поставила ловушку… Эм, привет, – растерянно произношу я. Когда обладатель этих самых рук возвышается надо мной.

– Более точно я бы не выразился. Ты в ловушке, – отвечает темноглазый брюнет, сверкая белоснежной улыбкой.

Нет, она не мышка, как я изначально её прозвал, она самая натуральная крыса. Решившая, что они с отцом могут что-то от меня скрыть. Мы вышли из больницы одновременно, я дышал ей в спину, пока она волокла игрушку на себе. И именно я подставил ловушку в виде сумки под её ноги, пока она пыталась усадить медведя. Сейчас мне сложно подобрать слово, которое смогло бы описать эту девушку.

Я был слишком зол на неё и на весь мир, поэтому не очень помню, насколько жестоко я применил силу по отношению к ней. Может поэтому она злая сидит на стуле в моей кухне, скрестив руки на груди и сложив ногу на ногу. Мне почему-то захотелось немного угодить упрямице и накормить её перед тем, как обсудить интересующие вопросы, которые она посчитала нужным проигнорировать. Так как я не привык к отказам, пришлось прийти к крайним мерам. Естественно, они были в моем стиле, но все же это подействовало. После того как мы встретились на парковке, Эмерсон начала со мной словесную перепалку. Дерзила, как могла и хамила. Нет, в её речи не было ни одного матерного слова, но достаточно этого упрямо поднятого подбородка, что хуже плевка в лицо. Я уговаривал её сесть в мою машину, прежде усадив туда чёртового медведя. Этого видимо было мало, она стояла на своём и твердила, что поедет домой. Как бы ни так, она нужна мне здесь. Верней моему сыну. Поэтому я немного применил силу и в наглую закинул её в салон, затем заблокировал привычно дверь и поехал домой. Эмерсон не кричала, она просто уничтожала меня взглядом, способным прожечь во мне дыру. Я беспокойно ёрзал, вспомнив о её желании меня зарезать, мало ли что пришло бы в её голову, пока она находится позади. Это смешно, когда девушка старательно наводит на себя это угрюмое выражение лица. Ставлю перед ней чашку чая, убираю полную тарелку еды, слышу лёгкий возглас возмущения, когда все летит в урну для отходов. Становлюсь к ней спиной и улыбаюсь. Она и правда веселит меня своим поведением. Надо бы повесить замок на дверь, чтобы она не проникла ночью на кухню.

– Пей, – указываю на напиток и сажусь напротив.

– Мне надо домой, – бубнит она.

– Считай этот дом своим, пока не подрастёт Трентон и не перестанет орать и болеть, – она отводит взгляд, пальчики на её руках шевелятся. Я продолжаю не сводить с неё глаз.

– Я буду просто приезжать рано утром и уезжать поздно ночью. Или разработаем схему со сменами между вашими нянями и мной, – она водит указательным пальцем по ногтю большого.

– Что тебя смущает в проживании здесь? Привезти твоего попугая? Вещи? – убираю кружку, сажусь, облокотившись на стол, расставляю перед ней руки.

– Мне неприятна мысль, что ты будешь находиться здесь двадцать четыре часа в сутки… Стоп! В каком смысле попугай? Откуда ты знаешь о нем? – её глаза округляются, и я откровенно начинаю смеяться над ней. – Смешно? Ты не мог знать о нем!