Школа двойников - Марианна Баконина

Один музыкальный. Развеселая поп-звезда заказала модный в этом концертном сезоне фильм в псевдонародном стиле. Искусственные березки и околица, столь же искусственные парни с балалайками и она сама, в сарафане, поющая о несчастной любви с косой в руках, – предполагалось, что «звезда» идет-бредет с сенокоса. Об этом клипе Лизавете подробно рассказал режиссер Мустангов. На нем Леночка не работала.

Два клипа были политическими. Потенциальные кандидаты в президенты от северной столицы пожелали при помощи видеолент растолковать жителям города и избирателям, чем и как они хороши. Одна группа, занятая политической съемкой, вообще работала только с натурой – листовками, портретами, городскими пейзажами, толпами и демонстрантами. Следовательно, в услугах визажиста там не нуждались. Зачем гримировать листовки?

На втором клипе гример, конечно, был нужен. Там наличествовал только один герой – кандидат собственной персоной. Его снимали дома в кругу семьи и в рабочем кабинете за письменным столом, камера наблюдала, как он встречается с рабочими на стройплощадке и со студентами в университетской разваливающейся аудитории. Апофеозом должны были стать кадры, запечатлевшие претендента на Финском заливе, где он стоял на берегу не совсем чтобы пустынных волн полный, по мысли режиссера, великих и государственных дум. Незначительный рост и явная пухлость героя мешали сделать его окончательно похожим на великого основателя града Петрова, так что на этих съемках работы у гримера было больше чем достаточно, но Елену Михайловну Кац туда не приглашали.

Найти след Леночки удалось, когда Лизавета дозвонилась до молодого мэтра телережиссуры, который по заказу восходящей звезды от политики снимал музыкально-политический клип.

«Да, она у нас работала, первые три дня, когда нужен был визаж. А теперь мы монтируем», – солидно придыхая в телефонную трубку, ответил двадцатипятилетний мэтр и радостно согласился встретиться и побеседовать. В глубине души он был уверен, что женщины ищут встреч с ним исключительно на почве искренней, тайной и безответной любви. Внимание красивой и известной девушки, каковой была Лизавета, ему льстило.

Лизавета договорилась, что подъедет на «Ленфильм», где шел монтаж великого произведения политического киноискусства, и постучала в стенку: два длинных, два коротких – так они с Маневичем, работавшим в соседнем кабинете, вызывали друг друга.

Тот не заставил себя ждать и возник на пороге ровно через три секунды.

– Все, нашла.

– Слава Богу, а то я охрип, и палец распух. Ведь с каждым надо поболтать, каждого порасспросить. Политес! – Маневич любил исторические романы и архаичные выражения. – И кто?

– Новоситцев. Ваяет шедевр с одним из кандидатов, – тут же поправилась Лизавета. Она, по долгу службы, не прощала себе мелкие политические ошибки. – Нечто эстрадно-политическое. Я договорилась, что подъеду через полчаса.

– Я с тобой, – решительно заявил Саша, – а потом вернемся, есть кое-какое видео. Я сегодня с Зотовым виделся и даже подснял интервью.

– Можно подумать, я интервью с Зотовым не видела, – хмыкнула Лизавета.

– Такого не видела. Он, между прочим, кое-что про школу говорил. Про нашу школу… – Саша многозначительно прикрыл глаза, – там кое-что есть…

– И что же?

Саша промолчал. А на «Ленфильм» они отправились вместе. По пути Лизавета не стала расспрашивать об этом «кое-что» – захочет, сам расскажет.

В комнате было темно, светился только экран. А на экране…

Шеренга красивых, улыбчивых и белозубых на американский манер людей, одетых исключительно в белое, дружно шагала в сторону горизонта, за которым скрывалось светлое будущее. Потом шеренга распалась на отдельные пары. Блондинистый парень шел, приобняв за плечи длинноволосую шатенку в хитоне. Старик с седой шевелюрой и неправдоподобно благородным лицом нес на руках розово-белого младенца, точь-в-точь такого, что рекламируют непромокаемые подгузники. Две очаровательные дамы средних лет тоже куда-то вышагивали рука об руку, мило беседуя о возвышенном. Причем шли они все не по чисту полю, а по просторному Невскому, прямо по проезжей части, которая вовсе и не была проезжей – машин не просматривалось, – так что, получалось, сбылась мечта тех, кто боролся за экологию города в конце восьмидесятых – главный проспект города стал пешеходной зоной. А куда они все направлялись, судя по всему, знал хмурый, но явно добрый человек, тоже в белом, безукоризненно белом костюме. Он слабо, как и положено человеку серьезному, улыбался, и в глубине его глаз играла хитринка.

Эй, кто-нибудь!

Несмотря ни на что, мы отправились в путь,

Мы держим путь в сторону солнца! – дружно комментировала шествие веселая бит-троица. Комментировала, разумеется, за кадром.

– Отлично, теперь мягкий, очень медленный микшер… – приказал укрытый темнотой режиссер. Монтажер послушно «смешал» картинку – медленно испарилось мудрое лицо политика, растеклась по белой простыне шеренга. Режиссер продолжал распоряжаться: – Переходим на историю про любовь… – Только теперь Витя Новоситцев заметил Лизавету и Сашу Маневича, которые уже минут двадцать стояли в углу монтажной и наблюдали.

Лизавета подозревала, что видеомэтр слышал, как они вошли, и намеренно тянул время, чтобы показать, сколь глубоко погружается в работу подлинно творческая личность. Свои догадки она оставила при себе.

– Привет, гости с Чапыгина! – Витя, как обычно, изъяснялся при помощи намеков и недомолвок.

– Здравствуй, Витенька. Ты, конечно, знаком с Сашей Маневичем. Наш самый знаменитый репортер. – Лизавета подошла к мэтру поближе, чтобы не надо было по два раза повторять одно и то же. Он иногда разыгрывал глухого. Когда общался с простыми смертными

– Конечно. – Витя если и встречал Маневича, то, вечно погруженный в себя, не обращал на него внимания. Но не знать кого-то «самого знаменитого» он не мог по определению. Мужчины обменялись рукопожатиями.

– Мы не мешаем? – Лизавета умела найти верный подход к чересчур творческим индивидуумам.

– Да нет, я буду продолжать клеить.

«Клеить» в переводе с телевизионного – это монтировать. Явный анахронизм, пережиток кино, а не видеосъемок. Теперь никто не режет ножницами пленку и не подклеивает один кадр к другому. Нынче это делают умные машины. Кое-где уже и пленки как таковой нет – все сгоняют в компьютер. Пленки нет, клея нет, а термин остался.

– Работай, работай, – успокоила его Лизавета. Кто ж посмеет остановить поэта, которого посетила муза?

Рядом с Новоситцевым муза видеоклипа жила всегда.

– Так, второй куплет. – Витя повернулся к экрану и заглянул в монтажные листы: там, как и положено, было расписано все происходящее на экране – слева видеоряд, справа текст.

Новоситцев прочел первую фразу:

– "И вновь я слышу голос, он твердит: «Старик, оставь любовь ханжам». – Витя отыскал глазами, вернее, стеклами очков, ассистента. – Так, посмотри, где у нас «любовь».