Мессалина. Трагедия императрицы - Ирена Гарда

Вот и сейчас он поманил к себе не отошедшую от стыда Поппею Сабину и, схватив ее за руку, потащил за пурпурную занавеску. Зорко следившая за братом Агриппина незаметно подтолкнула задумавшуюся Друзиллу, и та, встрепенувшись, протянула к Гаю Цезарю руку, словно пытаясь его остановить, но это легкое движение было мимолетным, и не успел Калигула нахмурить брови, как она уже, неловко улыбнувшись, сделала вид, что потянулась за кистью винограда.

Возлежавшие за пиршественным столом гости проводили глазами возбужденного принцепса, бесцеремонно подталкивавшего в спину бедную женщину, лицо которой залила пунцовая краска, и заговорили оживленнее, пользуясь несколькими минутами относительной свободы. В основном разговор вертелся вокруг очередной выходки Калигулы. Когда-то Тиберий, выбирая себе преемника, спросил у астролога Фрасилла о своем племяннике, и тот ответил, что Гай Цезарь скорее проскачет на коне через Байский залив, чем станет хозяином огромной империи. И вот теперь, став принцепсом, Гай Цезарь приказал заворачивать все корабли, шедшие из Египта с зерном для его столицы, выкидывать груз и ставить на якорях в ряд, образуя плавучий мост от Путеол до Байев. Причем корабли не только состыковали бортами, но и засыпали их палубы землей, образовав дорогу, по которой разрезвившийся император сначала проскакал верхом, а затем проехал в колеснице, злорадствуя, что дядя ошибся в своих прогнозах. Разумеется, все восхищались изобретательностью и мудростью Гая Цезаря, но в высокопарных хвалах в его честь было нечто такое, что перечеркивало все красивые слова, сказанные в честь императора.

В центр зала выпорхнули гадесские танцовщицы и начали сладостно извиваться под треск кастаньет, стараясь развлечь господ, но на них мало кто обращал внимание, обсуждая последние сплетни огромного города.

Отправив в рот неприличной формы пирожок, Мессалина облизнулась и внимательно оглядела блестящими фиалкового цвета глазами зал, стараясь запомнить его интерьер. Роскошь императорского дворца всегда производила на нее сильное впечатление, и, попадая сюда, она мечтала когда-нибудь подняться на Палатинский холм на правах хозяйки. О, она бы стала великой императрицей: красивой, умной, милостивой к жителям Рима! Сотни рабов целыми днями выполняли бы ее капризы, окружая венценосную красавицу негой и роскошью. И первое, что бы она сделала, это расправилась со своими соперницами и выслала из Рима мать, с которой с каждым годом было все сложнее находить общий язык. Овдовевшая Лепида и сама не отличалась излишней добропорядочностью, но поведение дочери, менявшей мужчин с невероятной скоростью, приводило ее в ужас, и она ежедневно пилила дочь, доказывая, что та плохо кончит, продолжая заводить сиюминутных любовников в ущерб своей репутации. Легкомысленной девушке ставились в укор не только текущие любовники, но и Макрон с Сеяном и даже исчезнувший Квинт.

Мессалина молчала, стиснув зубы, пока дело не доходило до херуска, и тут начинались страшные скандалы, отголоски которых доносились даже до маленьких кубикул, в которых жила прислуга. Девушка сама не понимала, что она нашла в жалком рабе, но почему-то именно он вызывал в ней чувство, похожее на нежность. Только с ним она чувствовала себя счастливой в постели, только с ним творила в ту ночь безумства, которыми затем сводила с ума других мужчин. С Квинтом ее ласки шли от души, а с остальными она хорошо исполняла знакомые движения, получая при этом некоторое удовольствие, как ремесленник делает добротные копии некогда созданного шедевра. Впрочем, с префектом претория у нее тоже иногда бывали страстные ночи, но тут к чувствам примешивался холодный расчет, а что можно взять с раба?

Может быть, воспоминания о ночи с Квинтом были дороги ей как память о тех временах, когда, будучи еще невинной девочкой, она мечтала о любви юного наследника огромной империи и надеялась на то, что он не забудет прелестную брюнетку, встретившуюся ему на рассвете в садах Мецената?

Однако ее надеждам не суждено было сбыться. По возвращении Гай Юлий несколько раз призывал Мессалину скрасить его ночи, но потом словно забыл о ее существовании. Не желавшая смириться с крахом своих надежд, она пристала с расспросами к Макрону, и тот тонко намекнул ей о происках императорских сестер, видевших в честолюбивой красавице, умевшей ублажить любого мужчину, сильную соперницу в борьбе за влияние на истеричного Калигулу. Особенно старалась в ее очернении Агриппина, не столь любимая, как Друзилла, но самая властолюбивая сестра. Бороться с ней было опасно, и Мессалине пришлось на некоторое время смирить свои амбиции, взяв обещание со старого знакомца, что тот даст ей знать, когда положение Агриппины пошатнется.

Рассматривая фрески на противоположной стене, на которых были изображены изящные веночки и целые гирлянды цветов, Мессалина вспомнила рассказы своего деда о сокровищах Клеопатры и их трагической любви с Марком Антонием. Вот это жизнь, ради которой можно и умереть! Размечтавшись, она не заметила, как проскользнула к своему мужу, опустив покаянную голову, поникшая Поппея, одежда которой находилась в полном беспорядке. Вышедший за ней из-за занавески Калигула зевнул и, направившись к помосту, снова плюхнулся на свое ложе. Пьяненький Клавдий, тряся головой, что-то спросил у племянника, и тот брезгливо передернул плечами:

— Лежит как бревно. Ну, я ее научил, как надо ноги раздвигать.

Притихшие гости, боявшиеся пропустить хотя бы слово принцепса, дружно расхохотались вслед за ним и так же резко оборвали смех, как только тот нахмурил брови.

А Калигула, прихлебывая вино из золотого кубка, исподлобья смотрел на подобострастные морды своих подданных. Ах, если бы у Рима была шея, с каким бы удовольствием он стиснул на ней свои пальцы!

* * *

Мессалина не слышала, о чем говорили в императорском окружении, но она слишком хорошо знала Гая Цезаря, чтобы не понять смысла сказанного, и на мгновение ощутила торжество, глядя, как на глазах соседки закипают слезы унижения и обиды.

Приподнявшийся на ложе Макрон обхватил свою подругу за плечи и, опустившись на подушки, увлек ее за собой.

— Злорадствуешь? — шепнул он ей, целуя за ухом шею.

— А ты против? — ответила Мессалина, лениво скользнув рукой под кожаные ленты, защищавшие бедра римских воинов.

— Не говори глупости. Милашка должна быть счастлива, что сам император обратил на нее свое благосклонное внимание. Если так и дальше будет продолжаться, то Калигула здорово улучшит римскую породу.

Еще со времен начала их знакомства Макрон не считал нужным скрывать от любовницы свои симпатии и антипатии. Даже когда они перестали делить ложе, и Мессалина обзавелась целым роем вздыхателей, он продолжал доверять ей свои тайные мысли. Может, ему нравилось ходить по лезвию ножа, или он беззаветно доверял девушке, но только префект претория говорил ей такие вещи, за которые его истерзанный пытками труп мог легко оказаться на Гемониях. Но, что еще более странно, она никогда, ни при его жизни, ни позднее, ничего не сказала такого, что могло скомпрометировать префекта претория. Он был ее ушами и глазами при вздорном Калигуле, единственный союзник, который мог защитить ее от нападок императорских сестер. Вот и теперь, покосившись по сторонам, он многозначительно посоветовал: