Казнь - Марина и Сергей Дяченко

Ничего не произошло. Ветер по прежнему пах листвой и навозом. И рядом стояли, курили, переглядывались ее мрачные сопровождающие.

Она заставила себя открыть глаза. Огляделась; все правильно. С этого самого места она впервые увидела две машины, ползущие навстречу друг другу…

«Канал открыт в любое время. Воспользоваться им можете только вы. При незначительном отклонении канал сам отыщет вас – отклонение не должно быть больше метра…»

Она потрогала уцелевший прутик.

– Это неправильно…

– Здесь? – холодно спросил следователь. – Здесь копать?

– Это неправильно, – сказал Ирена, глядя прямо в его сосущие глаза. – Это неправильный мир… Его нет. Это модель. Вы все модель. Вас придумал Анджей!..

Соседские ребятишки с интересом смотрели, как ее, скованную наручниками, выкрикивающую бессмысленные фразы, ведут к машине.

* * *

Психиатрическая экспертиза признала ее вменяемой. Медицинская комиссия признала ее здоровой.

Ирена приложила все усилия, чтобы поскорее забыть подробности и первой, и второй. Вы МОДЕЛЬ, с улыбкой говорила она врачам и санитарам. Ничего не могу с этим поделать. Вам обидно, но это так: вы – лишь тени других людей. Вы – представление Анджея о том, какими должны быть люди… Не обессудьте.

Ее сочли симулянткой.

Назначен был день суда; Ирена наслаждалась временным покоем. Ее не тревожили ни врачи, ни адвокаты, ни следователь. Натянув до подбородка серое казенное одеяло, она перечитывала записи в записной книжке и даже сподобилась на новую: «Весь мир есть тень…»

Фраза поразила ее своей оригинальностью.

Думать о том, почему не сработал канал, скоро наскучило. Не сработал – и не сработал. Дело житейское. Возможно, нечто подобное случилось с Анджеем. Он попал под каток собственной выдумки – не смог остановить им же запущенный волчок…

Думать о том, мертв Анджей или имитировал собственную смерть, она избегала. Так или иначе скоро все разъяснится. То, что Ирену ждет смертный приговор, ни у кого не вызывало сомнений; она, в свою очередь, не сомневалась, что Анджей, если он жив, никогда не допустит такого расклада. Если моделятор жив – то только затем, чтобы наблюдать за пойманной в ловушку Иреной. Если это изощренная месть – за что?! – то всего, что уже случилось с ней, достаточно для удовлетворения самого больного самолюбия. И до созерцания ее казни Анджей вряд ли дойдет. Хотя, опять же, кто его знает…

Вероятность того, что Анджей действительно мертв, Ирена в расчет не брала.

Зал суда хранил следы былого величия. С потолка слепо глядели облезлые барельефы. За длинным столом сидели люди в темных одеждах, за чьими-то затылками возвышались высокие спинки кресел, – Ирена подумала, что это по-своему красиво. Лет сто назад, наверное, бархат на подлокотниках выглядел совсем свежим…

В зале было полным-полно народу. Отдельно сидели родственники погибших детей – в их сторону Ирена с самого начала решила не смотреть. Там была ее мертвая зона; очень скоро она начала ощущать ее, будто больной клочок собственного тела. Онемевший и воспаленный. Ее взгляд притягивался к этим неподвижным людям, но ужас посмотреть им в глаза был сильнее.

По всему залу рассыпались репортеры. Ирена болезненно щурилась от вспышек; репортеры представлялись ей иголками, снующими сквозь тишину и ропот, тянущими за собой нитку предстоящих сенсационных материалов…

То ли в зале недоставало света, то ли перед глазами у Ирены стоял полумрак – но необыкновенно трудно было различать лица. А она высматривала, упорно высматривала, преодолевая резь в глазах – высматривала…

Кого?

Анджея Кромара. Кого же еще?..

Среди свидетелей были как совсем незнакомые люди, так и собственные Иренины соседи. Мальчику Вальке пришлось подставить под ноги скамеечку – иначе его голова не поднималась над трибуной для свидетелей.

– Я видел тетю…

– Это была госпожа Хмель?

Мальчик застенчиво улыбнулся.

Иренин адвокат неохотно поднял руку:

– Вопрос… Свидетель Валентин Ельник УВЕРЕН, что в тот день на глаза ему попалась именно его соседка, а не другая женщина, проживавшая в том же доме?

А ведь вопрос с двойником мы так и не продумали, мысленно обеспокоилась Ирена. За время, проведенное в беседах с собой, она привыкла считать себя эдаким ходячим консилиумом. «Мы продумали», «мы решили»…

– Свидетелю Валентину Ельнику десять лет, – сухо заметил судья. – Его показания могут быть приняты к сведению – однако полностью полагаться на них…

– А может, и другая тетя, – легко согласился Валька. – Темно было…

По залу пронесся ропот. Иренин адвокат вздохнул – ему поперек горла встал весь этот процесс. Как строить защиту, если подзащитная с идиотским упрямством отказывается давать простейшие сведения – о месте своей «командировки»?! Процесс был изначально проигран. Адвокат маялся: удар по карьере. На него сознательно сбросили бесперспективную, грязную работу, от которой отказался даже Упырь…

Ирена закусила губу.

Посреди наполненного зала имелось лысое пятно. В центре пятна сидел, закинув ногу на ногу, холеный господин Семироль.

И никто не садился рядом с ним. Два кресла справа были пусты, и два кресла слева были пусты, и перед ним, и за его спиной… В то время как в проходе скрипели приставными стульями, переминались с ноги ногу те, кому не хватило мест…

Ирена жалостливо взглянула на своего адвоката.

Нельзя так демонстративно расписываться в собственном бессилии. Как ассенизатор, вздернувший подбородок среди кучи дерьма: вы хотели видеть, как я вспотею, занимаясь ЭТИМ?! Дудки, я даже и не попытаюсь!..

И все-таки. Почему оказаться рядом с Яном Семиролем не решаются даже ко всему привычные репортеры?..

В дальнем углу зала сидела ее кафедра в полном составе. Во главе с Карательницей. Ирена по-прежнему плохо видела лица – но чувствовала взгляды…

Ближе к концу слушания ее коллеги стали по одному подниматься и уходить. И это поразило ее больше, чем ненавидящие лица осиротевших родственников. Чем равнодушие адвоката. Чем напор молодого, агрессивного прокурора.

Больше, чем напряженная пустота вокруг Семироля.

Они не настоящие, говорила она себе. Те, настоящие, остались во внешнем мире… И они никогда бы не поверили, что я…

Последним ушел профессор восточной литературы. Бледный, потерянный – впрочем, Ирена с трудом различала его поверх множества голов…

Объявили перерыв до завтра.

Ирену увели из ее клетки в тесную комнатку с голыми стенами и плюшевым диваном, и рядом оказался потный и злой адвокат, и тогда она бесхитростно спросила у него: почему рядом с Семиролем никто не садится?..