Изгои - Маргарет Мерфи

– Что-нибудь уже известно по поводу крови Кэрри[2], босс? – спросил молоденький детектив.

Рикмен резко повернулся к нему:

– Что вы сказали?

Тот, встревоженный, оглянулся на товарищей:

– Я поинтересовался анализами ДНК, босс.

– Как вы назвали ее? – спросил Рикмен, и в комнате установилась тишина – затишье перед бурей.

Офицерик поерзал на стуле:

– Кэрри, босс.

Рикмен внимательно посмотрел на него:

– Ваше имя?

– Детектив Рейд, босс. – Он облизнул губы.

– Так вот, детектив Рейд, нам неизвестно имя этой девушки. Неизвестен и возраст. Мы лишь полагаем, что, вероятно, она была еще почти подростком. И эту девочку выбросили как мусор на помойку, где она медленно и мучительно скончалась от потери крови. – Ему вспомнились слова и слезы Грейс накануне вечером.

Среди команды царила стыдливая тишина: видимо, юный детектив был не единственным, кто называл жертву «Кэрри».

– Как мусор, – с намеренным нажимом повторил Джефф. – Сейчас мы уже ничего не можем изменить, но мы должны хотя бы с элементарным уважением относиться к человеческому достоинству, которого лишили ее убийцы.

Рейд принес свои извинения, и через некоторое время народ угомонился.

– Отвечая на ваш вопрос, – продолжил Рикмен, – могу сказать, что ДНК-профиль жертвы не обнаружен в базе данных. Результаты анализов других пятен крови из лаборатории пока еще не поступали. Есть и хорошая новость: с девяти ноль-ноль текущего дня нас подключают к программе «Холмс-два» в режиме реального времени.

Поднялся приглушенный одобрительный ропот, даже группа Фостера слегка посветлела. В подразделении «Холмс» работали квалифицированные специалисты: классификаторы, аналитики, поисковики, программисты. В базу данных «Холмс-2» заносились многочисленные результаты оперативной работы, которые затем обрабатывались компьютером. В считанные секунды регистрировались и сортировались тысячи версий расследования, обрабатывались тысячи перекрестных ссылок. Младшим чинам это нравилось, потому что программа в приоритетном порядке просеивала такую массу данных, от которой человеческий мозг давно бы закипел. К тому же каждый понимал: раз используется «Холмс-2», значит, ты задействован на важняке, а такие дела светили продвижением по службе.

– Все рапорты, оформленные в установленном порядке, – он взял в руки копию отчета в четырех экземплярах, – должны передаваться непосредственно диспетчеру подразделения «Холмс» в комнату двести восемь.

– Кто сегодня распределяет задачи, босс? – спросил кто-то.

– На сегодняшний день – сержант Фостер. Команда «Холмс» уже загружена обработкой данных, поэтому, если у вас будет что-то требующее, по вашему мнению, срочного внимания, обращайтесь к Фостеру, а также сигнализируйте диспетчеру «Холмс». Что касается завтрашнего дня, то за мероприятия будет отвечать прикрепленный к нам диспетчер «Холмс».

Он подождал и, поскольку вопросов больше не было, предоставил слово сержанту-детективу Фостеру. Сержант одним духом выпалил первые три задачи еще до того, как Рикмен вышел из комнаты.

Фостер дождался, пока инспектор-детектив Рикмен отойдет за пределы слышимости, и повернулся к молоденькому детективу:

– Рейд, ты должен составить список всех социальных клубов для глухих. Пусть это будет тебе уроком, чтоб язык не распускал.

– Да все зовут ее Кэрри, – начал оправдываться Рейд с видом оскорбленной невинности. – Еще как Танстолл сказал…

– Ага, – Фостер уставил на него палец. – Да только никто не называет ее Кэрри в разговоре с боссом, правда ведь?

– Так точно, сержант, – пробормотал Рейд.

Фостер ухмыльнулся:

– Если бы ты действительно видел этот фильм, то знал бы: в самом конце единственная оставшаяся в живых думает, что пойдет на кладбище и покроет ущерб, если повинится перед Кэрри, но девчушка выскакивает из могилки и хватает ее за ноги.

Грейс прижала пальцы к векам и на минуту замерла в неподвижности. День был долгий, тяжелый; в сознании то и дело возникали обрывки снов, мучивших ее накануне: она видела снова и снова, как падает эта девушка. Во сне Грейс стояла рядом с бункером, бросалась вперед, пытаясь спасти девушку от удара при падении. И каждый раз опаздывала.

Наталья протянула руку и сжала ей плечо.

– Это пройдет, – сказала она.

Грейс открыла глаза, но Наталья уже отвернулась и собирала вещи, готовясь уходить. В этом была вся Наталья: она пребывала в постоянном движении – поймай, если сможешь. Она никогда не рассказывала о своей жизни в Хорватии во время войны и никогда не общалась с другими югославами.

Зазвонил внутренний телефон, и Грейс взяла трубку.

– Простите, доктор Чэндлер. – Голос принадлежал работавшей в регистратуре девушке по имени Хелен. – У нас в приемной женщина. Приехала из госпиталя. Говорит, что ее направили к доктору Грейс.

– Я уже приняла последнего пациента…

– Она в шоковом состоянии, доктор…

Грейс взглянула на Наталью. Та пожала плечами – она не против.

– Что с ней, Хелен? – поинтересовалась Грейс.

– Ничего понять не могу… – Голос Хелен стал приглушенным, и Грейс сообразила, что та повернулась к женщине, прикрыв трубку ладонью. – Она почти не говорит по-английски. Только все твердит о докторе Грейс.

Грейс вздохнула:

– Пропустите ее.

Минуту спустя в дверь ворвалась женщина, что-то быстро говоря, явно не в себе. Округлая выпуклость живота под тонким жакетом с очевидностью указывала на то, что она месяце на четвертом-пятом.

– Ее необходимо успокоить, – сказала Грейс, беря женщину под руку и усаживая ее на стул.

– Ираки? – начала Наталья. – Ирани? Фарси?

Женщина в ответ что-то прошептала, и Наталья повернулась к Грейс:

– Она иранка.

– Она говорит на фарси?

Наталья кивнула.

Наталья усваивала языки с феноменальной легкостью. Помимо родного сербскохорватского она бегло говорила на французском и английском, немного на албанском и русском. Языку фарси она научилась от бывшего бойфренда, а навыки приобрела в процессе работы. Женщина говорила быстро, слова вылетали хриплыми очередями.

– Вы должны успокоиться, – говорила на фарси Наталья, произнося это твердо и четко. – Вы должны успокоиться ради ребенка.