Гетманич Орлик - Иван Феодосеевич Корсак

собора, но и все прочие гости подходили к его

святейшеству по очереди, кланялись ему в ноги, принимали, вместо

благословения, удар по голове свиным пузырем, обмоченным в водке, и

причащались из огромной деревянной ложки перцовкою.

Жрецы пели хором:

– О, честнейший отче Бахус, от сожженной Семелы рожденный, в

Юпитеровом недре взрощенный, изжатель виноградного веселия!

Просим тя со всем сим пьянейшим собором: умножи и настави стопы

князя – папы вселенского, во еже тещи вслед тебя. И ты, всеславнейшая

Венус… Следовали непристойные слова.

Наконец, сели за стол».

Во времена «кровавого Торквемады», то есть Иосифа Виссарионовича,

по понятным причинам с портрета Петра І заботливо сдували историческую

пылищу, кровавые пятна второпях покрывали позолотой и залакировывали.

Однако идут годы, искусственная позолота облущивается и осыпается. Каким

же предстает палач Украины перед нашим современником? А таким, каким его

показал нам Дмитрий Мережковский, который не захотел жить в одной стране

с продолжателями дела «птенцов гнезда Петрова» и после 1917– го подался в

эмиграцию.

«Безмолвный народ целыми днями толпился на Красной площади, не

смея подходить близко к месту казней, глядя издали. Протеснившись сквозь

толпу, Тихон увидел возле Лобного места, в лужах крови, длинные, толстые

бревна, служившие плахами. Осужденные, теснясь друг к другу, иногда по

тридцати человек сразу, клали на них головы в ряд. В то время как царь

пировал в хоромах, выходивших окнами на площадь, ближние бояре, шуты и

любимцы рубили головы. Недовольный их работою – руки неумелых палачей

дрожали – царь велел привести к столу, за которым пировал, двадцать

осужденных и здесь же казнил их собственноручно под заздравные клики, под

звуки музыки: выпивал стакан и отрубал голову; стакан за стаканом, удар за

ударом; вино и кровь лились вместе, вино смешивалось с кровью».

45

Встреча спустя годы

По пыльной улице на окраине Бахчисарая, распугивая кур, которые с

кудахтаньем и хлопаньем крыльев разлетались врассыпную, мчался всадник.

Возле ничем не примечательного дома он порывисто остановил коня и,

привязав его к воротам, зашел в дом.

Хозяин, загорелое лицо которого чертами своими казалось не столько

татарским, сколько скорее цыганским, изумленно встал из-за стола и принялся

подчеркнуто учтиво и церемонно кланяться.

– О Аллах, ты послал мне такого редкого гостя, что в моем скромном

жилище едва ли найдется достойное ему угощение.

– Не плачься, барон, – показывал белые зубы гость. – Тоже мне бедный

нашелся… С тех пор как ты принял мусульманство и нажил эту ватагу ночных

разбойников, твои доходы, плещут злые языки, превысили в пересчете на

золото даже доходы самого хана. Хан правит днем, а ты – ночью. Разве ночь

намного меньше, чем день? Только чуточку, да и то не всегда.

Почтительно извиваясь вокруг гостя, хозяин подал знак, и в помещении

засуетились слуги, второпях начали подносить яства и питье.

– Добрый весть, плохой весть на устах имеет гость? – черные

непроницаемые глаза будто кольнули настороженно. – Извини, господин, я еще

плохо говорил по-рюськи.

– Весть такая, что самого лучшего скакуна мне подаришь, – отхлебнул

чаю гость и подмигнул таинственно. – А может, эта весть и пары хороших коней

стоит.Хозяин еще больше насторожился и долго молчал.

– А не подставит меня господин снова, как в прошлый раз? Говорил,

будет ехать степь только три козаки из Запорожья…

– Это была случайность, – дернулся раз и еще раз гость, будто на

слишком горячее уселся. – Я не знал, что позади другая сотня шла… И до сих

пор не установил, или отстали от войска, или, может, догоняли…

– Из-за твой добрый весть я чуть душу Аллаху тогда не отдал, -

помрачневшее лицо хозяина будто усохло и покрылось мелкими морщинками.

– Хан после этого объявил: как узнает, кто напал на послов из Украины, то

посечет на куски.

– Случайность. И больше не буду говорить об этом.

– Двое моих людей… головы, – очертил жестами что-то круглое хозяин, -

покатились капуста по степь. А я чудом спасся в горах.

– Слушай, мне все равно, во что ты в очередной раз выкрестился, и

барон ли еще, или уже нет. Но шайка у тебя солидная. И меня Вишняков

послал аж из Стамбула. Он, знаешь ли , хорошо платит.

– Господин мой, я честный разбойник, ночной степной разбойник. Я хоть

не татарин, но уважай хана: Аллах правит на небе, а хан на земле. Узнает -

моя голова… капуста, – провел рукой по шее, как могут рубить капусту.

– Мое дело – передать слова Вишнякова. А бояться тебе или нет – сам

решай, – и гость положил на стол увесистый мешок, звякнувший металлом,

46

звякнувший соблазнительно и убедительно. – Завтра будет идти персидский

купец, путь его – в Олешки и дальше в большие города. Товар дорогой, охраны

не более чем трое-пятеро человек.

Через минуту конь гостя, который уже было застоялся, снова поднимал

пыль на окраине Бахчисарая.

…Тем временем французский путешественник и его слуга, не

послушавшись совета двигаться лишь на рассвете и по вечерам, а в дневную

жару отдыхать, преодолевали верста за верстой раскинувшуюся крымскую

степь в направлении устья Днепра, в Олешки. Сразу за Бахчисараем Григорий

Орлик снял пышную и неудобную одежду персидского купца и сразу стал

обычным французским путешественником. «Немало имен и занятий суждено

было тебе, Григорий, сменить за последние годы, с тех пор как Украина

осталась за спиною, – плыли мысли в голове, как вон то марево впереди,

колебались и мерцали под размеренный шаг выносливого, хоть и усталого

коня. – Лейтенант прусского полка де Лазиски, адъютант коронного гетмана

Польши, он же капитан шведской гвардии Кароль Бартель, капитан

швейцарской гвардии Хаг, французский врач Ля Мот, только что персидский

купец, а нынче уже французский путешественник… А кем еще придется

быть?»

Уже через два месяца и одну неделю после аудиенции у французского

канцлера кардинала Флере получает важные документы короля Людовика ХV

и отбывает, как швейцарский гвардеец, в распоряжение французского посла в

Стамбуле. Совсем незнакомый шумный город с многочисленными

минаретами, которые стремительно возносились в небо, с крикливыми

рынками, где все, что захотите, со всего мира, и, конечно, со многими

посольствами и представительствами. Порта – государство сверхмощное, его

мнение весьма много весит и на востоке, и на западе.

Владея большинством европейских языков, швейцарский гвардеец

капитан Хаг быстро становится своим во многих посольствах, заводит

знакомства и обедает с посольскими людьми. Непринужденный и остроумный

капитан, будто шутя, собирает важную информацию и записывает ее в

невидимый блокнот памяти. Беспристрастный швейцарец не забывает к месту

подбросить