Спасти Москву! Мы грянем громкое "Ура!" - Герман Романов

Фомин остановился, сделал вид, что задумался, но при этом исподлобья посмотрел на притихших моряков. Те молча ждали продолжения монолога, никто не улыбался, многие хмурились, ибо прекрасно понимали, что он сказал им правду.

— В шестнадцатом году я охотником зачислился в 1-ю особую пехотную бригаду русских войск во Франции, которыми командовал генерал Лохвицкий. Я хороший механик, работал на тракторах, а потому был направлен в Английский танковый корпус, как только его стали создавать и набирать туда добровольцев…

— И вас, русского, британцы вот так просто приняли? — с некоторым удивлением хмыкнул пожилой лейтенант с одиноким крестом «Стаса», к тому же без мечей. Типичная награда за выслугу в чине — «на и отвяжись», как именовали ее в армии.

— Нет, конечно, русского они бы не приняли. Но я прибыл во Францию из Австралии, страны, где много больших кенгуру и растут эвкалипты и которая, как вы знаете, британский доминион. Да и имя с фамилией у меня были совершенно другие. Просто танки тогда являлись совершенно новым оружием, и про них требовалось все хорошо вызнать, — Фомин пожал плечами, поймав теперь на себе совершенно иные взгляды моряков, заинтересованные или странные, если можно так сказать.

— Я принял участие в боях на Сомме, мой танк был подбит, экипаж погиб. Меня, раненого, вынес английский капрал…

— Господа, — Маша неожиданно поднялась с дивана, — у моего мужа с собою фотографические карточки, оставшиеся с тех дней. Многие к жалости, правда, сгорели в мае этого года, когда Семен находился на «Безупречном» — взрыв разрушил бронеплощадку, почти весь экипаж погиб. Их можно принести — на полке черный кожаный несессер. Я бы сама сходила, да боюсь, что меня об стенку ударит. Здесь сильная качка и мне страшно…

Разве русские моряки могут отказать прелестной женщине в такой милой просьбе — сразу три молодых офицера поднялись, и, после короткого переглядывания, выиграл старший по чину лейтенант, а остальные дружно уверили жену, что качки почти нет, кораблю ничего не угрожает. Так что страхи женщины сильно преувеличены. Бокал легкого вина их легко изгонит, хотя сами моряки предпочитают херес.

— А каковы из себя танки? — молодой лейтенант с горящими глазами не выдержал первым и задал вопрос.

— Мой «Марк» пятый полным весом, с фашинами, с боекомплектом и экипажем чуть-чуть не достигает тридцати тонн. Вооружен двумя морскими шестифунтовыми пушками в спонсонах, выносных казематах, как вы знаете, а также четырьмя пулеметами. Экипаж восемь человек, почти все офицеры, в отряде очень мало нижних чинов, унтер и под — офицеров, что имеют технические навыки. Двигатель «Риккардо», разработанный англичанами специальный танковый вариант, мощностью свыше двухсот лошадиных сил. Так что восемь километров в час даем спокойно. Но если дать полный газ, то и двенадцать…

Фомин мысленно усмехнулся, глядя, как некоторые из моряков с нескрываемой иронией переглянулись. Однако тут явился лейтенант и вручил Маше несессер, которая в ответ чмокнула его в щечку, чем вызвала завистливые взгляды молодежи.

Жена тут же вытащила стопку фотографий, протянула их Остолопову, который принялся внимательно их рассматривать по одной, передавая тут же сидящему рядом старшему офицеру.

Тот, в свою очередь, пожилому капитану 2-го ранга с красными просветами механика и далее, уже молодым офицерам. Фомин же в это время спокойно продолжал повествование.

— В январе семнадцатого года государь-император Николай Александрович произвел меня в прапорщики, в феврале пожаловал «клюкву». При Керенском меня несколько раз производили до штабс-капитана, представили к «Стасу», Анненскому кресту третьей степени, но я не стал их получать, как и чины, оставшись при одной звездочке…

— Отказник! — прошелестело слово осенним листом, теперь моряки стали поглядывать на него с уважением.

Но Фомин почувствовал себя намного горше — какой там капитанский чин, он на самом деле от генеральского совсем недавно отказался. Знали бы они, какие на самом деле от такого добровольного разжалования чувства и какие мысли в голову приходят?!

— Прибыв в Сибирь, я попросил меня не награждать и представлять к чинам, так и воевал, пока в январе государь Михаил Александрович царем Сибирским не стал. При переаттестации получил первый офицерский чин подпоручика, так как прапорщик стал подофицером. У вас на флоте сейчас в младшие лейтенанты, как я знаю, производить будут только в военное время, наподобие прежнего прапорщика. А мичманские чины так вообще подофицерскими стали, с «ореликами» на погонах. Так ведь, господа?!

— Так!

Со скорбным видом дружно ответили офицеры, и Фомин понял, что новая унификация званий не вызвала здесь восторга, потому быстро вернулся к изложению своей новой биографии.

— Наградили меня крестом «За освобождение Сибири» второй степени, пожаловали знак «За Сибирский ледяной поход», а государь присвоил мне, с учетом прошлых заслуг, внеочередной чин капитана. И союзные японцы мне свой знак пожаловали, вот он, — Фомин коснулся трех наград, они, как и два георгиевских солдатских креста, были его собственными, потому он ими гордился по праву.

С нацепленной на кортик «клюквою» и «иконостасом» было гораздо сложнее!

— У вас, Семен Федотович, как я вижу английских и французских знаков много? — старший офицер, держа в руках фотографию, с интересом посмотрел на танкиста.

— Так я на Западном фронте до самой капитуляции немцев сражался. Прошел Сомму, Камбре, был в прорыве у Амьена. В последний год большую часть получил, щедро награждали, чуть ли не за каждую атаку или ранение! — Фомин пожал плечами.

Наград действительно было много, но из разряда тех, что союзники раздавали своим солдатам и сержантам не то что бы горстями, целыми мешками. Многие даже без номеров были, а потому попробуй докажи, что их самозванец носит. Тем паче если человек под чужим именем сражался и открывать его не вправе.

То же и с фотографиями — отобрали те, где лица разобрать трудно, или большие групповые снимки союзников на фоне танков. Поди найди или определи, кто из танкистов в английской форме есть Фомин, с его-то изуродованным «фасадом».

Тут и маститый следователь опустит руки!

«Что же сейчас будет?» — Фомин собрался, продолжая сохранять самый безмятежный вид — капитан 2-го ранга Остолопов добрался до двух последних фотографий, взяв их в руки…

Северная Таврия

Мотор мощно рокотал, с натугой держа тяжелый «Де Хевиленд» в воздухе. Еще бы — почти двадцать пудов бомб нес аэроплан целых полчаса, пролетая над раздольной степью.

Вот только не миром дышало «Дикое поле», а именно так называли эти равнины во времена набегов крымских татар на московское царство трехвековой давности.

Нет, здесь три года уже шло кровавое безумие, перед которым меркли все набеги в прошлые века. Прямо в центре степного района воцарилось самое настоящее мужицкое владычество под внушающим страх анархистским черным знаменем.