Измена. Знаем всех поименно! - Владимир Бушин

Москва 1998

Вы обратили внимание? Гайдар разбушевался. Да как!.. Недавно на каком-то демократическом симпозиуме, коллоквиуме, саммите или сходке забрался на трибуну или на ящик из-под пива и все ахнули: лицо бледно-зеленое, пудовые щеки трясутся, шесть волосиков на темечке — дыбом, стеклянный взгляд уперся в какую-то невидимую ненавистную точку, пальчики-сардельки нервно шевелятся, с носа капает… Ужас! Последний день Помпеи… И начал он речь. О том, конечно, что вот когда он возглавлял правительство и проводил свои мудрые реформы, Россия процветала, народ ликовал, мировая демократия не могла на нас налюбоваться и без конца слала свои бескорыстные транши, а вот теперь, когда Ельцин в страхе и отчаянии призвал в правительство одного бывшего, как сам он, кандидата в члены Политбюро и одного члена коммунистической фракции Думы, теперь великие труды Гайдара и гайдарьянцев идут прахом, мировая демократия скорбит, траншей не шлет, народ начал негодовать и скоро страна погибнет.

А закончил оратор так: «Из-под красных знамен КПРФ все чаще вылезает коричневая морда!» О, что тут началось!..

Вся сходка завизжала от восторга. Как обобщенно сказал классик:

Кричали женщины «ура!»

И в воздух чепчики бросали.

Мелькнули чепчик Эллы Памфиловой, туфелька Екатерины Лаховой, очки Ирины Хакамады и бюстгальтер Валерии Новодворской. И понять это ликование можно. Ведь как емко сказано! Какая пронзительная образность! Сразу видно, что гены у оратора не какие-нибудь, а именно писательские: «коричневая морда»… Этому может позавидовать даже известный сын юриста.

Правда, когда бледно-зеленого оратора сняли с ящика из-под пива, утерли, дали таблетку валидола, причесали, а потом начали расходиться, кто-то сказал: «Неужели Егор Тимурович, наша гордость и краса, никогда не смотрелся в зеркало?» И кто-то добавил: «Да, в доме повешенного не принято говорить о веревке, — об этом надо помнить всем, в том числе бывшим премьерам». Действительно, ведь на его «морду» любой может ответить: «От морды слышу». Но коммунисты деликатно промолчали.

Минул короткий срок, и вот вам, пожалуйста, — 30 января в Измайлове очередной долгожданный VII съезд «Демократического выбора России». Опять собрались лучшие умы страны вокруг ящика из-под пива. У некоторых умов, однако, торчала из кармана вобла. Причем это были не делегаты, избранные от местных организаций, а весь «Выбор» целиком. И набралось аж человек двести.

Доклад, разумеется, делал фундатор и вождь — Егор Гайдар. Вдохновленный успехом у дам своего недавнего афоризма насчет морды, он решил повысить градус своей ненависти к коммунистам и брякнул с ящика: «Из-под красных знамен КПРФ все чаще вылезает коричневая харя!» Чуете? Уже не морда, а… Дамы пришли в еще большее неистовство, чем первый раз, начали было стаскивать кто чепчик, кто лифчик, кто колготки, но не успели. В задних рядах вдруг вскочили человек двадцать «лимоновцев» и дружно принялись орать: «Сталин! — Берия! — ГУ-ЛАГ!» По-моему, тут было некоторое излишество. Я бы лично предпочел более краткую формулу: «Гай-дар! — ГУ-ЛАГ!»

Впрочем, это дело вкуса.

Но оставим в покое буйных «лимоновцев». Нас больше интересует фундатор и вождь. Чем объяснить, что он так беснуется? Доктор наук, видите ли. а на тебе — морда, харя… Тут русский язык богат, как никакой другой, и есть все основания ожидать, что мы услышим от фундатора: «Из-за красных знамен КПРФ вылезает коричневая рожа… коричневая ряшка… коричневое мурло… рыло… образина… коричневая мордуленция… физиомордия… моська… будка…» В чем причина такого словесного недержания? По-моему, чтобы разгадать загадку, надо бросить общий взгляд на всю жизнь этого человека…

Великую судьбу обещала ему наследственность: родился внук сразу двух замечательных писателей, и отец у него, хоть и не крупнокалиберный, но тоже писатель. Конечно, знатное происхождение — это не всегда полная гарантия жизненного успеха или хотя бы человеческой порядочности.

Такое происхождение имеет большое влияние на судьбу человека. Перед Егором Гайдаром оно, с одной стороны, открывало самые высокие и заманчивые двери, с другой — заботливо хранило от трудностей, опасностей, даже от неприятностей, кроме таких, конечно, как ожирение и облысение.

Вот, допустим, окончил он среднюю школу, малый здоровый, отменно упитанный, в классе не зря звали его Жиртрест. По закону полагалось идти в армию. Тем более, что оба деда служили в свое время. Дедушка Паша Бажов, хотя и окончил духовную семинарию, но как только а 1918 году началась гражданская война, трижды перекрестился и вступил добровольцем в Красную Армию, там и большевиком стал. А дедушка Аркаша Голиков был тогда еще молод для службы в армии, но он прибавил себе года и тоже пошел добровольцем. В шестнадцать лег, то есть моложе, чем его внук окончил школу, он, говорят, уже командовал полком на фронте борьбы за советскую власть. И осенью 1941 года погиб в борьбе за нее же. А отец (разумеется, член партии с двадцати лет) вообще всю жизнь проходил в погонах и дослужился аж до адмирала. Казалось бы, все предки, мертвые и живые, взывали: «Егорушка, надень шинель, исполни гражданский долг!» Но тут началась великая суета, раздались возмущенные голоса: «Как, внук классика детской литературы Аркадия Гайдара будет ходить в кирзовых сапогах? Как, внук лауреата Сталинской премии Павла Бажова станет хлебать щи из общего котла? Как, сын адмирала будет проходить форму № 20 (осмотр на вшивость)?» И неведомые, но могущественные силы спасли Жиртреста от армии.

Это, как сказано, с одной стороны.

А с другой, внук классиков легко поступил на экономический факультет МГУ, окончил его. Должны были по распределению направить в какой-нибудь Тайшет. Но как можно! Мальчик не вынесет тамошнего климата, не приспособлен он к общежитию, к коммунальному сортиру, к малым габаритам. Пусть Станислав Куняев едет в Тайшет. И Куняев поехал, а Егорушку направили в аспирантуру, где он начал читать антисоветские книги на английском языке.

Впрочем, эти книги не помешали ему написать кандидатскую диссертацию на тему «Экономика социализма — превыше всего». Защита прошла на «ура». Оппоненты даже плакали от умиления: «Ничего в жизни не видел, а как складно написал стервец!» Тут же сочинил и докторскую на еще более острую тему «Превыше всего — экономика социализма». Тут уж многие просто рыдали при виде такого грандиозного вклада в науку человека, который, казалось бы, умеет только чмокать. После этого перед ним с легким шелестом по очереди распахивали двери Всесоюзный НИИ системных исследований, Институт экономики и прогнозирования научно-технического прогресса Академии Наук, Институт экономической политики Академии народного хозяйства, редакция «Правды», редакция журнала «Коммунист». И везде, овеваемый именами и духом своих живых и почивших предков, Гайдар оказывался то ведущим, то ответственным сотрудником, то заведующим, а то и вовсе директором или президентом.

В этом триумфальном шествии примечателен переход Гайдара из «Правды» в «Коммунист». Казалось бы, какой смысл? Ведь то и другое были органами ЦК, условия и там и там отменные. Но нет! «Носом, хорошеньким, как построчный пятачок, обнюхал приятное газетное небо» и понял: есть существенная разница. «Правда» выходила ежедневно, тут надо было вкалывать. А «Коммунист» — один раз в три недели, объем — чуть побольше «Мурзилки», работников же там держали чертову пропасть. Словом, это была контора «Не Бей Лежачего». Туда доктор социалистических наук и подался. Приняли, как всюду, с распростертыми объятьями, с пением «Интернационала», хотя сам Жиртрест уже мурлыкал под нос чужой гимн «Боже, храни короля», причем на языке оригинала «God, save the king».