Охота на лис - Майнет Уолтерс

Искренне ваша

Нэнси Смит (капитан Королевских инженерных войск)

30 ноября 2001 г.

Дорогая Нэнси,

пожалуйста, забудьте о прошлом письме. Все, что вы написали, абсолютно оправданно. Я писал в момент тяжелого уныния и слишком увлекся эмоциями, что непростительно. Я никоим образом не хотел намекать, что вам предстоит вступать с Лео в какой-то конфликт. Марк составил мое завещание таким образом, что, удовлетворив главные обязательства перед членами семьи, я передаю основную часть денег на вполне достойные филантропические цели. Теперь я полагаю, что с моей стороны было всего лишь глупой старческой причудой и гордыней пытаться не допустить ухода «фамильного серебра» из семьи.

Боюсь, из моего предыдущего письма у вас могло сложиться неверное впечатление относительно меня и Лео. Совершенно ненамеренно я представил себя в более выгодном свете, нежели его. В реальности все обстоит совсем не так. Лео очень приятный и, я бы сказал, весьма притягательный человек. Я же, напротив, довольно застенчив и в обществе часто произвожу впечатление человека высокомерного и напыщенного. До самого последнего времени я думал, что друзья воспринимают меня совсем не так, но полная изоляция, в которой я теперь нахожусь, подорвала мою уверенность. Исключение составляет лишь Марк Анкертон, знакомство с которым делает мне честь. Как оказалось, подозрения гораздо легче навлечь, чем рассеять.

Вы поставили вопрос: какую выгоду я получу от признания вас моей единственной внучкой? Никакой! Теперь я это понимаю. Подобная мысль возникла некоторое время назад, когда Алиса наконец согласилась со мной, что если мы откроем нашим детям доступ к той громадной сумме денег, которой располагаем, то принесем им еще больший вред. Тем не менее Марк считал, что Лео оспорит любое завещание, по которому крупные суммы денег передавались бы на филантропические цели. В качестве основания он, несомненно, выдвинет тот довод, что деньги являются семейным достоянием и должны перейти к следующему поколению. Он может выиграть дело, может и проиграть, однако в любом случае ему гораздо сложнее оспорить претензии законного наследника в лице внучки.

Моя жена всегда считала, что людям нужно давать шанс исправиться, и, как мне кажется, она также рассчитывала на то, что признание внучки заставит нашего сына по-новому осмыслить свое собственное будущее. Получив ваш ответ, я отказался от этого плана. Он был не более чем эгоистичной попыткой сохранить семейное имущество от распыления, и я, конечно же, самым постыдным образом не принял во внимание вашу любовь и преданность семье, которая дала вам все.

Вы прекрасная и умная молодая женщина, и у вас впереди блестящее будущее. Я желаю вам долгих лет и счастья. Если деньги вас не интересуют, дальнейшее вовлечение вас в путаницу моих семейных дел не имеет никакого смысла.

Будьте уверены в том, что мы с Марком сохраним в тайне ваше имя и местопребывание и что ни при каких обстоятельствах вы не будете фигурировать ни в каких юридических документах, касающихся нашей семьи.

С благодарностью за ваш отклик и с самыми теплыми пожеланиями всего самого лучшего в вашей жизни,

Джеймс Локайер-Фокс

Особняк «Шенстед»

Канун второго дня Рождества 2001 г.

Уверенность Марка Анкертона в том, что Джеймс Локайер-Фокс никогда бы не причинил вреда жене, подрывалась со всех сторон, и не в последнюю очередь самим Джеймсом. Вне всякого сомнения, Марк сам навязал полковнику свое присутствие на Рождество, отказавшись принять сдержанные заверения полковника, что он вполне сможет впервые за пятьдесят лет провести праздник в одиночестве. Но странная скрытность Джеймса, его неспособность поддерживать разговор в течение более чем нескольких минут крайне встревожили адвоката.

Полковник постоянно отводил от Марка глаза, боясь встретиться с ним взглядом, а руки и голос его подозрительно дрожали. За последнее время он заметно потерял в весе, что также внушало серьезную тревогу. Раньше полковник тщательнейшим образом заботился о своей внешности, теперь же все чаще выглядел неопрятным и неухоженным, с всклокоченными волосами, в замызганной одежде и с клочковатой серебристой щетиной на подбородке. Марка, для которого полковник всегда являлся высшим воплощением авторитета, столь разительные перемены в физическом облике и психическом состоянии просто потрясали.

Он ругал себя за то, что с августа так ни разу и не заехал к полковнику, с тех самых пор, как передал ему решение Нэнси Смит. Тогда Джеймс воспринял все довольно спокойно и попросил Марка составить завещание, по которому состояние Локайер-Фоксов делилось бы на части, при том что обоим детям достался бы только минимум от фамильной собственности. Тем не менее документ так и остался неподписанным, и Джеймс в течение нескольких месяцев сидел над черновиками завещания, явно боясь сделать тот шаг, который казался ему окончательным. Когда же Марк в телефонном разговоре попытался уточнить его замечания и опасения, то добился только раздраженного окрика: «Перестаньте мне надоедать! Я пока еще не выжил из ума. Когда придет время, я сделаю свой выбор».

Беспокойство Марка усилилось, когда за несколько недель до Рождества он обнаружил, что на телефоне в Особняке появился автоответчик, словно и без того замкнутый Джеймс решил теперь оградить себя от любых вторжений. Письма, на которые он прежде отвечал сразу же по получении, лежали без ответа в течение нескольких дней. В тех немногих случаях, когда Джеймс все-таки решал ответить на звонки Марка, его голос звучал глухо и безразлично, так, словно судьба имущества Локайер-Фоксов больше его не интересовала. Отсутствие интереса полковник объяснял усталостью. Кроме того, он посетовал, что его мучает бессонница. Раз или два Марк спросил, не слишком ли он подавлен последними событиями, но реакцией на вопрос Анкертона была чуть ли не смертельная обида.

— Со мной все в полном порядке, особенно с моей психикой! — отвечал Джеймс, однако в тоне его слышалось возбуждение, заставляющее думать, что именно психологических проблем он и боится.

Конечно, Марк их тоже боялся, поэтому так настаивал на визите. Он охарактеризовал симптомы Джеймса одному своему другу-врачу в Лондоне, и тот сказал, что они очень похожи на симптомы либо сильнейшей депрессии, либо посттравматического стресса. Нормальная реакция на невыносимую ситуацию: избегание социальных контактов, нежелание принять на себя ответственность, постоянное беспокойство, бессонница, переживания из-за своей неспособности справиться с проблемами, в общем, состояние тревоги и напряжения, и точка! «Сам подумай, — говорил Марку друг. — Любой человек в таком возрасте впал бы в депрессию и страдал бы от одиночества, если бы у него умерла жена, а если его к тому же подозревают в убийстве и даже допрашивали… Мы имеем дело с отсроченными последствиями сильного шока. А была ли у бедняги возможность просто по-человечески погоревать?»