Не засыпай - Меган Голдин

буква за буквой, чтобы избежать ошибок. На присланном тобой фото нет ошибок или неточностей в передаче перевернутой надписи. Отсюда можно предположить, что все было запланировано заранее.

Капитан вызвал всю следственную группу к себе в кабинет. Хэллидей прикрыла трубку и попросила Лавеля начинать без нее. По его лицу можно было предположить, что это не самая умная ее идея – опоздать на свой инструктаж.

Она взяла записную книжку, лежащую на другом краю стола, и написала: «Разговариваю со старым другом из своего отряда, он сейчас в ЦРУ. Дайте мне пару минут». Он кивнул и направился в кабинет вместе с Роско и Трэном.

Хэллидей спросила Джеффриса, сможет ли он прогнать надпись через аналитическую базу данных ЦРУ, чтобы сравнить подчерк с окна с миллионами других попавших туда.

– Я могу сделать даже лучше. Я могу прогнать ее через разработанный нами алгоритм, который может составить довольно хорошее досье вероятных характеристик того, кто сделал эту надпись.

– Каких характеристик?

– Он может сказать нам с высокой долей вероятности, мужчина это или женщина. Примерный рост написавшего. Левша это или правша. Носитель английского или нет. Оценить возраст написавшего, так как стиль письма, которому учат в школе, изменяется со временем. Такого рода характеристики, – сказал он. – Обычно нужно оставлять заявку на такую процедуру, но так как мы старые друзья, я могу проскочить этот этап и прогнать надпись для тебя сегодня.

– Я надеялась, что ты это скажешь, – ответила она.

– Убедись, что криминалисты вырезали стекло и отсканировали его, – проинструктировал Джеффрис. – Так результат будет точнее, чем если мы возьмем фото или станем использовать контуры надписи.

Скрип колес портативной доски, которую Хэллидей втащила в кабинет капитана Кена Кларка, тут же прервал разговор.

Капитан сидел на крае стола и слушал, как Джек Лавель кратко рассказывал о деле. Лавель прислонился спиной к шкафу для документов, скрестив руки на груди. Роско и Трэн сидели на диване перед большим внутренним окном, из которого открывался вид на ряды заваленных бумагами столов. Детектив Трэн встал, чтобы уступить место Хэллидей, но она жестом показала, чтобы он оставался на месте.

– Наш судмедэксперт полагает, что жертва была убита единичным колющим ударом, – сказал Лавель. – Смерть была мгновенной или почти мгновенной. Никаких лишних ран. На месте преступления все было опрятно и в порядке. Никаких следов борьбы. Судя по уликам, возможно, там была женщина.

– Почему женщина? – перебил капитан.

Лавель посмотрел на Хэллидей, наклоном головы предложив ответить на вопрос.

– Мы нашли длинный черный волос, предположительно женский, на подушке возле тела жертвы, – объяснила Хэллидей. – Вчера утром соседка видела женщину с длинными темными волосами, выходящую из лифта вместе с мужчиной. Мы считаем, что этот мужчина мог быть жертвой.

Хэллидей пустила по рукам пачки распечатанных фотографий с места преступления, которые она сделала на свой телефон. Среди них были фото окровавленных стоп жертвы и надписи, сделанной кровью на окне спальни.

– «ПРОСНИСЬ!» – вслух прочитал капитан. – Это политическое заявление?

– Мы пока не знаем, – сказала Хэллидей.

– Думаю, это заказное убийство, – сказал Роско. – Как часто нам попадается жертва только с одной колотой раной? Я скажу, как часто. Никогда. Ран всегда несколько. Иногда десятки или больше. Не думаю, что порезы на ступнях считаются.

– Не считаются. Они почти наверняка сделаны после смерти, – отметила Хэллидей. – Насколько нам известно до получения результатов вскрытия, жертва была убита одним ударом ножа в сердце и умерла быстро. Брызг крови почти не было. Вы правы. Очень редко слышно о случаях, когда при убийстве был нанесен один-единственный удар. Обычно бывают раны, нанесенные при самообороне, или избыточное количество ран, или – иногда – раны, нанесенные в нерешительности.

– Именно, – согласился Роско. – Мало кто может убить человека одним ударом ножа. Только если есть навыки. Бывшие спецназовцы. Как только мы идентифицируем жертву, нам нужно посмотреть, не была ли она связана с организованной преступностью. Нам стоит обратить внимание на русских. Русская мафия набирает бывших спецназовцев. Эти парни определенно любят орудовать ножами.

– Ножи и яды, – сказал капитан. – И то и другое, видимо, сыграло свою роль в этом деле, – он постучал пальцем по фото винной бутылки, в которую, по словам Лавеля, могли подмешать седативный препарат. – Мы знаем, какой вид ножа был использован?

– Преступник забрал орудие убийства с собой, – ответил Лавель.

– Ну, а я что говорил! – добавил Роско. – Преступник настолько привязан к своему клинку, что не мог заставить себя бросить его. Это подкрепляет мою теорию о том, что это был наемный убийца.

– Это была не бандитская разборка, – тон Хэллидей был таким настойчивым, что все замолчали.

– Откуда вы знаете? – спросил капитан.

– Если бы это была бандитская разборка, то убийца использовал бы огнестрельное оружие. Две пули в голову – это куда быстрее и точнее, чем ножом.

Теперь, когда у нее было внимание ее коллег, Хэллидей сменила тон на отстраненный. Она знала по опыту, что нельзя показывать, что ты эмоционально вложился в свою теорию. Это был признак копа с шорами на глазах, а коп с шорами на глазах – дрянной следователь. Она не была зашоренной. Просто так случилось, что у нее было больше информации, чем у них.

– Даже у наемного убийцы есть предпочтения, – заметил Лавель.

– Наемные убийцы делают свое дело и уходят. Они не увлекаются арт-проектами, – сказала Хэллидей. Для усиления своей позиции она шлепнула фото с надписью «ПРОСНИСЬ!» под магнит на доске.

Лавелю нравилось, как Хэллидей стоит на своем. Он терпеть не мог, когда детективы, особенно молодые, опускали головы перед первыми признаками несогласия и принимали точку зрения группы.

– Надпись на окне могли сделать осознанно. Обманная наводка, – отметил Роско. – Я видел, как наемники обставляли место преступления так, будто это работа серийного убийцы. Фраза кровью на стене. Израненное тело, будто бы порезанное психом, – чтобы пустить всех по ложному следу.

– Я не иду по ложному следу, – Хэллидей была непреклонна.

– Так какова ваша теория? – спросил Лавель.

Он был согласен с Хэллидей, что это не дело рук наемного убийцы. Не было ничего конкретного, что бросилось бы ему в глаза, когда он был на месте преступления. Его суждение основывалось на чистом инстинкте, отточенном почти за два десятка работы в убойном отделе.

– Не буду строить догадки. Слишком рано, чтобы выдвигать теории. Мы даже не знаем личность убитого, – отметила она. Хэллидей не стала бы увлекаться теориями, пока нет свидетелей и работа криминалистов еще не закончена.

Она знала о предвзятости восприятия и том, как озвученные теории заставляют некоторых детективов неосознанно искать улики, подтверждающие их догадку, и игнорировать