Свинцовая воля - Валерий Георгиевич Шарапов

тишину, перемежавшуюся ровным шумом городских улиц и пароходных гудков, разорвал истошный женский крик, доносившийся с расположенного неподалеку пляжа:

– Украли-и-и! Часики позолоченные украли-и-и! Мальчишка тут еще вертелся в пиджаке-е-е! Он и украл… негодяй! Куда только смотрит милиция! Карау-у-ул! Ограбили-и-и!

Семенов посмотрел в ту сторону, где всего лишь минуту назад находился шустрый пацаненок, который на поверку оказался малолетним воришкой, но его давно и след простыл.

– Обмишурил меня стервец, как дурачка обвел вокруг пальца, – с ехидной усмешкой пробормотал в расстроенных чувствах оперуполномоченный, старший лейтенант НКВД Леонтий Семенов. – То-то он и скрыться хотел от меня. Он-то, шельмец, думал, что его за часики ловят. А тут вдруг я со своими окурками. Вот теперь он потешается надо мной в кругу своих друзей.

«Хорошо, что он еще не знает, что я милиционер», – невесело подумал Семенов, но это было слабым для него утешением.

Глава 6

Отдаленный район на юго-западе Ярославля издавна носил обидное название «Шанхай». До революции здесь находились механические мастерские купца Митрохина, вокруг которых со временем и сложился этот густонаселенный рабочий поселок со своим особенным жизненным укладом. Низкие деревянные бараки на несколько семей тесно соседствовали со всевозможными мелкими пристройками и дощатыми сараями, так что затеряться чужому человеку в замысловатом переплетении узких улочек было довольно легко.

На протяжении всей истории поселок имел настолько худую славу из-за тяжелых условий проживания его обитателей, для которых ничего не стоило по пьяной лавочке устроить между собой жестокое побоище или кровавую поножовщину, что жандармы сюда без необходимости старались не заглядывать. После революции жизнь забытых богом трущоб заметно изменилась в лучшую сторону, но за войну вновь скатилась на прежний уровень, и милиционеры тоже опасались бывать на бандитской окраине без особой нужды. Надо ли говорить, что вся шушера и другие асоциальные элементы чувствовали себя здесь вполне вольготно.

Если бы представилась возможность с высоты птичьего полета взглянуть на поселок, то можно было легко заметить сходство лабиринтов улочек, проулков и тупиков с огромной паутиной, в центре которой располагалось черное паучье гнездо. В данном случае этому жуткому месту в отдаленном районе отводилась роль воровской малины.

Неказистый снаружи приземистый домишко, с низкими окнами и шиферной почернелой от дождей и плесени крышей, с круглой белой асбестовой трубой вместо кирпичной печной трубы, внутри он выглядел роскошно для послевоенного времени. В крошечной прихожей лежали разноцветные самотканые дорожки, что уже изначально, от самого порога, придавало дому уют. Дальше шла небольших размеров зала с дорогим трельяжем из неведомого тропического дерева, круглым столом посредине, тяжелым большим шкафом до самого потолка и венскими мягкими стульями, неведомо откуда здесь появившимися. Зала, в свою очередь, была отгорожена от спальни тонкой перегородкой, там стояла двуспальная металлическая кровать с мягкой периной и пуховыми подушками, с двумя прикроватными тумбами и электрическими лампами под зелеными абажурами, какие обычно присутствуют в государственных учреждениях. Слева с единственным окном ближе к одной стороне находилась кухонька с набором добротной посуды, вот, собственно, и вся обстановка. Правда, еще были шторы в яркий желтый цветочек, по-модному обрамляющие проемы окон и дверей, с алыми подвязками для красоты.

Это все, что мог увидеть случайный человек, мимоходом заглянувший в дом.

Но имелась и другая часть дома, скрытая от посторонних глаз за плюгавеньким, невзрачного вида ковром на стене, куда можно было попасть только через узкую дверь. Там находилась обширная комната с дорогими коврами на полу и на стенах, чтобы нежелательные звуки из потайной комнаты не выходили наружу. Здесь размещались диван, большой овальный стол с приставленными к нему стульями с подлокотниками, винный бар с несколькими марками вина и водки, под низким потолком висела люстра с хрустальными висюльками, которые всякий раз тонко звенели, если кто-либо из завсегдатаев задевал их головой. В помещении окна отсутствовали по причине их ненужности, они были аккуратно заколочены снаружи толстыми досками и занавешены изнутри все теми же коврами. И лишь низенькая узкая дверь, предусмотрительно спрятанная за коврами, вела на улицу, где в случае милицейской облавы или другого шухера, можно было быстро затеряться в тесных лабиринтах густонаселенного грязного и шумного поселка. Оно и неудивительно, потому что в этом притоне собирались люди отпетые, готовые на любые безрассудные поступки: урки, рецидивисты, мошенники всех мастей и другие не менее опасные для добропорядочных граждан уголовные личности. Здесь они играли на деньги в карты, пили вонючий, привычный для них крепкий самогон и обсуждали предстоящие противоправные дела, приносившие им быстрый и существенный доход.

Безраздельной хозяйкой воровской малины была Ноябрина Устюгова, девица двадцати четырех лет, имевшая за свой привередливый и независимый характер прозвище Салтычиха, – уже в ту пору в советских учебниках по истории рассказывалось о кровавой барыне, замучившей 138 душ своих крепостных.

Нора была довольно высокого для женщины роста, с длинными худыми ногами. Лицо у нее было вытянуто книзу, как морда у лошади, что, однако, ее внешность не портило, а, наоборот, придавало ей некий шарм, как магнитом притягивая похотливые взгляды охочих до красивых баб мужиков. Не зря же с ней крутил шашни сам главарь воровской шайки Иван Горельский по кличке Ливер, взяв ее под свое крыло, как только она объявилась в их городе.

Крепкого телосложения, с короткими могучими руками с непомерно широкими кистями, похожими на две дубовые коряги, неожиданно маленькой квадратной головой, покатыми плечами, именуемыми в народе косая сажень, Ливер слыл очень опасным человеком, хотя в городе и поговаривали, что в лагерях он никогда не сидел. А все, очевидно, из-за его хитрого и изворотливого характера, а еще из-за своей необычайной везучести, хотя внешне он не выглядел человеком сметливым, обладавшим недюжинным умом.

Но как-то так сложилось, что многие горожане о нем были наслышаны, а вот самим видеть таинственного Ливера воочию никому еще не удавалось, не считая нескольких человек из его ближайшего окружения. А все из-за того, что на лбу у этого рослого парня не было написано, что он отъявленный бандит и злодей. Так он и ходил по городу, никем не опознанный, как самый обычный гражданин, старательно избегая на людях проявлять свою истинную звериную сущность, чтобы не накликать на себя беду в виде ненужного ареста правоохранительными органами.

В это опасное звериное логово и доставили бандиты Илью Журавлева,