Беспредел - Александр Александрович Подольский

пугающие идеи. Пару раз включал Михе на телефоне видео, вроде тех, где какой-то ублюдок отрезал визжащему щенку лапки садовым секатором, или где изящная азиатка насмерть топтала каблуками кролика.

– Прикинь, такой видос можно за штуку баксов продать! У нас же тут этих дворняг как собак нерезаных! – усмехался Валерка собственному каламбуру, но Миха оставался непреклонен.

– Таким только мрази занимаются. – И, если чувствовал, что Валерка вот-вот даст слабину, спрашивал: – Ты че, мразь?

И Лерик обреченно мотал головой – мразью он быть не хотел. По крайней мере, Миха на это надеялся.

Может быть, поэтому он и оговорил себя, когда менты извлекли из туалетного бачка пузатый, набитый таблетками пакет, – верил, что у брата еще есть шанс остаться нормальным человеком.

И теперь предстояло выяснить, не ошибся ли он в Валерке.

Родной город встретил жарким маревом; градины пота катились по спине, выступали на висках. Зайдя по дороге в магазин, Миха купил на остатки пособия нехитрой снеди. К алкоголю он так и не пристрастился – не мог изгнать из головы воспоминание о том, как мать предлагала себя соседу за бутылку.

Домофон не работал. Миха шмыгнул в прохладное нутро подъезда. Под почтовыми ящиками валялись разбросанные листовки. Он выругался:

– Свиньи!

Миха вставил ключ в скважину, потянул; дерматин с чмоканьем отвалился от дверного проема. Еще не осознавая толком почему, Миха выронил сумку и поспешно зажал нос. Глаза слезились, вглядываясь во тьму прихожей, а квартира выдыхала в лицо тяжелую вонь пополам с мушиным жужжанием. Одна муха села Михе на палец, и тот махнул рукой, сгоняя насекомое. Тут же запах, подобно хищному зверю, набросился на ноздри пришедшего, принявшись терзать их изнутри – царапать гнилостными нотками слизистую, перекатываться соленой вонью застарелого пота и мочи, щекотать пылью и дразнить не пойми откуда взявшимся химозным клубничным ароматом. А еще в квартире явственно ощущалось чье-то враждебное присутствие. До того явственно, что рука сама принялась нащупывать в сумке что-нибудь, что сошло бы за оружие.

Паника накатила мощной волной. «Во что ж ты опять ввязался? Соли? Закладки? Детское порно?» Перед глазами плясали картины, одна страшнее другой: как Валерик вяло хнычет, пока ему в зад засовывают бутылку из-под шампанского; как эта же бутылка разбивается внутри него после очередного удара остроносым мокасином; как брат ползает по квартире, оставляя влажный след, точно гигантская улитка…

На полу действительно виднелись какие-то бурые потеки. Кровь? Дерьмо?

Он шагнул в квартиру, и мухи, встревоженные, поднялись в воздух, замельтешили перед глазами. Одна залетела прямо в ноздрю, и Миху едва не стошнило. Съеденный на станции беляш в сопровождении кофе и желудочного сока подкатил к горлу. Нога вляпалась во что-то склизкое, мягкое и поехала по коридору, так что Миха едва не сел на шпагат – прямо во влажные пятна, что так занимали мух.

Удержав равновесие, Миха бросил сумку на заваленное газетами трюмо. В квартире было темно, окно на кухне заклеено намертво обрезками обоев, и лишь тусклый свет подъездной лампы позволял прокладывать путь меж вздувшихся истекающих гноем мусорных пакетов. Подошвы липли к линолеуму, будто намазанные клеем. Наконец он добрался до Валеркиной комнаты, обнял пальцами дверную ручку – та была скользкой – и, задержав дыхание, рванул дверь на себя, ожидая чего угодно – кровавой бани или наркопритона. Но это…

Брат как ни в чем не бывало сидел перед монитором – спиной ко входу, абсолютно голый. С боков свешивались тяжелые складки, похожие на сдувшиеся спасательные круги. «Поднабрал», – машинально отметил Миха.

Вонь в Валеркиной комнате достигала оглушительного апогея. Казалось, вдохнув разок этот спертый застоявшийся воздух, сдобренный ароматами всех телесных жидкостей во всех возможных состояниях, он уже никогда не сможет почувствовать никакого иного запаха – обоняние просто отключится, как рвутся барабанные перепонки от громкого звука или выгорает сетчатка, если долго смотреть на солнце. Но даже вонь отошла на задний план, когда Миха разглядел творящееся на мониторе. Там, размазывая слезы по лицу, голый мужик натурально имел собаку. Облезлая дворняга огрызалась и пыталась укусить партнера, но тогда из-за кадра появлялась рука и хлестала собаку по морде чем-то длинным, отчего на шкуре оставались кровавые подтеки. Застыв, Миха со смесью дурноты и ужаса наблюдал за происходящим на мониторе и ритмично дергающимся локтем брата.

– Лерик, какого хуя?

Брат дернулся, как от пощечины, но на голос не обернулся. По всему его массивному телу пробежала болезненная дрожь, черные от грязи пятки оторвались от пола; пальцы ног поджались, и Миха с отстраненным спокойствием определил: Лерик кончил. Спустя секунду об пол с хлюпаньем шмякнулось что-то похожее на пластиковый тубус. Валера грузно встал из-за компьютера, потопал к брату, и Михе вдруг захотелось со всей дури садануть кулаком по этой прыщавой, заплывшей жиром и поросшей щетиной морде. А еще лучше – оттолкнуть, пнуть ногой в отвисшее брюхо. Словом, любой ценой удержать на расстоянии это чудовище, лишь отдаленно похожее на Валерика.

– Стой, блядь, где стоишь! – взвизгнул Миха, и брат послушно замер, развел руками, словно извиняясь. – Хули ты исполняешь? Почему в квартире срач? Ты без меня совсем опустился? Выглядишь как чухан и воняешь…

Теперь пазл сложился – источником оглушающего смрада был сам Валера. Детали его облика выплывали из полутьмы по очереди – красные глаза за линзами очков, крупный гнойник на подбородке и россыпь прыщей на лбу, пятна и потеки на груди; в спутанных волосах копошились вши. Источник клубничной примеси определить теперь тоже нетрудно – на краю стола стоял флакон с лубрикантом.

– Ты совсем краев не видишь? Пиздец, Валера! Как ты в этом живешь?

Миха обвел взглядом комнату – неведомые, незнакомые тени в углах оформились, приобрели вид коробок из-под пиццы, скомканных салфеток и прочего бытового мусора. Многострадальный диван потемнел от всех впитавшихся в него жидкостей, натекших с грузного Валериного тела.

– Хуль молчишь? А?

И тут Лерик резко подскочил к Михе. Тот было отшатнулся, но уперся лопатками в межкомнатную дверь – и когда та успела закрыться? Лицо Валеры было совсем рядом, так близко, что видны были бурые кровяные корки под угреватым носом. Вонь усилилась. К горлу опять подкатила бурда, никак не желающая перекочевать в кишечник, и Миха готов был задохнуться собственной блевотиной, лишь бы не вдыхать.

Валерины пальцы с грязными нестриженными ногтями уперлись в уголки рта, отороченного клочковатой щетиной; потянули в стороны, растягивая лицо в неестественной уродливой улыбке. Дохнуло давно не чищенными зубами. Лерик распахнул рот, насколько позволяла анатомия; достаточно, чтобы Миха